Вл. Дмитревский

ПЕРЕСТУПАЯ ПОРОГ ГРЯДУЩЕГО

1

Слава сидел на стуле, подавшись всем корпусом вперед. По напряженно вытянутой шее, воинственному вихру на макушке и ироническому блеску прищуренных глаз под крупными стеклами очков заметно было, что он взволнован, но держит себя на короткой узде.

Дима, высокий, длиннорукий, со слегка порозовевшим лицом шагал по комнате: взад и вперед, взад и вперед, чем-то напоминая неотвратимо раскачивающийся маятник больших старинных часов.

— Я считаю, что Эйзенхауэр умный человек. Придет время, и он во всем разберется, — рассудительно говорил Слава, поглаживая пальцем чуть заостренный, покрытый золотистым пушком подбородок.

Дима негодующе фыркнул.

— При чем тут его умственные способности? Не понимаю, что ты хочешь доказать, Славка! И перестань ты, пожалуйста, гладить подбородок!

— Я бы мог сказать, Димка, не мотайся перед самым носом и все такое прочее… Но это же не способ вести принципиальный спор.

— Но ты ломишься в открытую дверь!

— Нет, это ты ломишься!.. С чего начался у нас разговор? Ты сказал, что если бы самые непримиримые агрессоры империализма фабриканты атомного оружия выделились в особую бандитскую шайку, как сделали это Джайн Фау и Шайно, народам всего мира было бы куда легче с ними справиться. Так?

— А ты считаешь, что я, то есть правильнее сказать, писатель Гребнев, который все же здо́рово показал судьбу самых что ни на есть последних поджигателей войны, не прав? — повысил голос Дима.

— Может, он и прав, только вряд ли Морган, ну и всякие там Рокфеллеры послушаются его совета и спрячутся от людей в подводные гроты Арктики. Это ведь все равно, как если бы крыса сама забежала в капкан. Нет, Димка, если уже взялся выдумывать, то выдумывай так, чтобы тебе поверили.

Эта последняя фраза, оброненная Славой, заставила меня насторожиться. По правде сказать, я почти выключил свое внимание и воспринимал жаркий спор моих молодых друзей как что-то, не имеющее прямого ко мне отношения.

Ребята горячо обсуждали событие, потрясшее весь мир, — решение сессии Верховного Совета об одностороннем прекращении Советским Союзом испытаний атомного и водородного оружия. Потом они стали спорить. Дима считал, что США будут вынуждены последовать примеру нашего государства; настроенный более скептически Слава утверждал, что «американские дипломаты опять постараются обмануть общественное мнение и выкинут какой-нибудь фортель». И вдруг в их спор вторглись литературные персонажи Фау и Шайно, и в ушах моих прозвучала сакраментальная фраза: «Если уж взялся выдумывать, то выдумывай так, чтобы тебе поверили».

Я совсем недавно прочел научно-фантастическую повесть Г. Гребнева «Тайна подводной скалы» и, должен признаться, идея ее — создание висящей в воздухе над Северным полюсом советской станции Арктании — и сюжет — борьба с «последними на земле поджигателями войны» — показались мне довольно занятными. Но вот о повести заговорили сейчас представители того круга читателей, на которых она, собственно, и рассчитана, и оказывается, их точка зрения решительно отличается от моей. По мнению Славы, Гребнев просто дезориентирует читателей (он сказал, — «пишет глупости»), изображая агонию гибнущего империализма в виде авантюр бывшего фабриканта ракетного и атомного оружия Джайна Фау и его сподвижника, престарелого вояки Шайно.

«Чья причудливая фантазия могла бы нарисовать необычайную картину крушения идеи войны в начале второй половины нашего столетия, когда атомщики, подобные Джайну Фау, угрожали истреблением миллионам мирных людей. Это они, вот эти два уродливых старика и их приспешники когда-то подсчитывали, сколько потребуется атомных и водородных бомб, чтобы уничтожить всю Восточную Европу, весь Советский Союз, весь Китай… И вот чем кончились их подсчеты! Восточная Европа вместе с Западной Европой и Китаем, вместе с несокрушимым Советским Союзом живут и процветают, а последыши атомных шантажистов, выброшенных за борт жизни всеми народами нашей планеты, под конвоем шагают в своих водоходах к советской субмарине, чтобы предстать перед судом мирных людей всего земного шара и ответить за все свои злодеяния».

Так звучат последние строчки повести «тайна подводной скалы». Мы втроем склоняемся над раскрытой книгой.

— Видите, он сам ужасно удивляется: чья, мол, фантазия могла придумать такую штуку: парнишка да старик индеец помогли обезвредить целую банду последних поджигателей войны… Кто же в это поверит? — негодующе восклицает Слава.

— Разве что младший возраст! — презрительно бросает Дима, предусмотрительно не забыв, что и он не сразу стал девятиклассником.

А потом они оба — будущий знаменитый химик — Дима, уже и сейчас, в свободное от уроков время изобретающий новый состав жидкого горючего для космических ракет, и Слава, крупный авторитет в области радиотехники — серьезно обсуждают возможности получить приватную профессию астронавтов и стать такими же неустрашимыми исследователями космоса, как Сергей Александрович Камов — конструктор и командир первого в мире космического корабля.

Камов — герой научно-фантастической повести Г. Мартынова «220 дней на звездолете» — явно им импонирует. Его почти фантастическая целеустремленность, вера в беспредельное могущество человеческого разума, личное мужество, многогранность и глубина знаний привлекают к себе благородные и пылкие мальчишеские сердца. Сергей Камов — человек из того коммунистического завтра, в которое предстоит вступить моим молодым друзьям.

Впрочем, пожалуй, это слишком сильно сказано. В образе Камова писателю удалось воспроизвести и чуть углубить черты передового человека науки социалистической эпохи — коммуниста.

Но и этого оказалось достаточно, чтобы читатели поверили в реальность того будущего, которое изображает в своей повести Мартынов. Во всяком случае, для Славы и Димы Камов становится в ряд любимых литературных героев, которым бы они хотели подражать.

Мне довелось быть на большом празднике, посвященном Неделе детской книги. По фойе и залам Дворца культуры имени С. М. Кирова разметалась пестрая, многоголосая, пульсирующая радостным весельем карнавальная толпа ребят.

Шло соревнование популярностей. Александр Дюма бросил в бой своих прославленных мушкетеров, и они, бряцая звездными шпорами на ботфортах и положив руки на эфесы шпаг, воинственно дефилировали по залу, пренебрежительно поглядывая на Мишу Алексеева и Лену Гаврилову, только что изловивших страшного «Тарантула». Саня Григорьев, окруженный целым десятком корсаров, рожденных неистощимой фантазией Стивенсона, с интересом поглядывал на двенадцатилетнего человека с длинной окладистой бородой и с нагрудной надписью, исключающей всякие сомнения, что это сам таинственный капитан Немо.

Без преувеличения скажу, что здесь собрались персонажи сотен книг множества авторов. Жюль Верн и Валентин Катаев, Аркадий Гайдар и Гектор Мало, Николай Островский и Луи Буссенар, Самуил Маршак и Джанни Родари обязательно встретились бы лицом к лицу с персонажами своих популярных произведений; и в этой тысячной, яркой и шумной толпе я увидел чернолицых каллистян, по-видимому только что посадивших свой звездолет в одном из районов Курской области, и… кажется, самого Эрга Ноора, командира земного звездолета первого класса «Тантры», вырвавшегося из черного плена железной звезды.

Герои совершенно новых книг о завтрашнем дне человечества, о будущем нашей Земли уверенно вошли в карнавальное шествие и несколько потеснили мушкетеров, капитана «Сорви-голова» и даже, если глаз мне не изменил, проницательнейшего Нила Кручинина и его восторженного ученика и наперсника Грачика, каким-то чудом тоже оказавшихся в кругу любимых героев советских ребят.

Но, признаюсь, точка зрения Славы и Димы для меня более убедительна, нежели этот своеобразный конкурс любимых литературных героев. Дело в том, что ребята, заставившие своих героев сойти со страниц книг с помощью волшебной палочки — неистощимой животворящей детской фантазии, — вовсе еще не заражены той долей скептицизма, которая свойственна почти взрослым девятиклассникам. Оба мои приятеля, кроме обязательной суммы знаний, приобретенных за девять лет посещения школы, являются еще членами математических, астрономических, радиотехнических и прочих кружков… Они постоянные и очень серьезные читатели журналов «Техника — молодежи», «Вокруг света», «Знание — сила».

Они оба комсомольцы и выписывают «Комсомольскую правду». И их, что называется, на мякине не проведешь. Так, например, Дима, прочитав, по моему совету, «Каллисто» Г. Мартынова, сказал, что идея интересная, даже захватывающая, но что ничего нового в области ракетной техники будущего автор повести показать не сумел…

Ну, да вы и сами знаете этот сложный, тревожащий родителей и учителей переломный возраст, когда подросток становится юношей, полагая в глубине души, что он уже совершенно взрослый. В этом возрасте причудливым образом переплетается критицизм и пылкая романтика; недоверчивый прищур глаза сопровождает пламень души, готовой к самому необычайному подвигу. Замечательно сказал об этом А. Фадеев, рисуя образ Сережи Тюленина: «По всей советской земле и в самом Краснодоне немало людей простых, как и ты, но отмеченных подвигами и славой, — такими, о которых раньше не писали в книгах. В Донбассе, и не только в Донбассе, каждый человек знает имена Никиты Изотова, Стаханова. Любой пионер может сказать, кто такая Паша Ангелина, и кто Кривонос, и кто Макар Мазай… Слава этих людей — это подлинная слава. Но Сережка еще мал, должен учиться. Всё это придет к нему когда-нибудь потом, там во взрослой жизни. А вот для свершения подвигов, подобных подвигам Чкалова или Громова, он вполне созрел, — ты чувствуешь это сердцем, что он для них вполне созрел. Беда в том, что только он один на свете понимает это и больше никто. Среди человечества он одинок с этим ощущением».

Правда, моих друзей война не задела, как Сережу Тюленина, своим огненным смертоносным крылом.

Не о взрыве здания, где размещен вражеский штаб, и не о поимке шпиона-диверсанта мечтают они сегодня…

Война, испепелившая благородное мальчишеское сердце Тюленина, давно отгремела, и человечество верит, что отгремела она навсегда.

Перед тюлениными наших дней вздымаются бесчисленные пики подвигов, которые предстоит «взять».

«Современные условия строительства коммунизма требуют людей высокообразованных, способных решать сложнейшие задачи, смело ориентироваться во всех областях науки и техники»,¹ — сказал в своей речи на съезде комсомола Н. С. Хрущев.

Вот широкая и прямая дорога возмужания и славных подвигов ума и сердца, по которой пойдут Дима, Слава и миллионы их сверстников — юношей и девушек нашей страны.

Штурм ледовых крепостей Арктики, борьба с капризами климата, управление крошечным, но таким всесильным атомом, покорение вселенной…

— После «Туманности Андромеды» уже не интересно читать другие научно-фантастические книги, — заявил мне Дима, когда я спрашивал, понравился ли ему роман Штефана и Раду Нора «Путь к звездам».

— Это почему же?

— Да как бы это сказать… У Ефремова фантазия очень богатая… Такая, знаете ли, безграничная!.. Помните, когда они решили поставить этот опыт с преодолением пространства? Ну вот! И написано всё, как настоящая правда. Понимаете?..

Я попытался «купить» Димку.

— Ты говоришь, у Ефремова фантазия богатая. Ну, а у западных писателей? Они, брат, тоже здорово придумывают! ..

Димка согласно кивнул головой.

— Шары, — сказал он и зачем-то подмигнул Славке.

— Цветные, — откликнулся Слава.

И оба они захохотали.

Оказывается, они вспомнили научно-фантастический рассказ американского писателя Клиффорда Д. Саймак, напечатанный в № 12 журнала «Знание — сила» за 1957 год. Он произвел на них впечатление плохого анекдота, то есть точно такое же, как и на меня.

Посудите сами, уже более пятисот лет оккупировав Меркурий и построив там силовой центр, снабжающий энергией все планеты, американцы пристально наблюдают за уроженцами Меркурия — цветными шарами. Как выясняется, организм этих разноцветных игривых шариков представляет собой сгустки чистой энергии. Но аллах с ними, с этими мыльными пузырями, выпущенными на волю воображением Саймака…

Повествуя об отдаленнейшем будущем человечества, о времени, когда стала возможна «колонизация» такой явно неподатливой планеты, как Меркурий, на дневной части которой температура достигает 350 градусов тепла, автор рассказа мыслит категориями капитализма сегодняшнего дня.

Некий Пэйдж, прибывший на Меркурий, чтобы захватить с собой в целях рекламы «пару цветных шаров», и начальник силового центра Кэрт Крэйг объясняются между собой таким стилем:

«Я сообщу о вашем поведении в Вашингтон, капитан Крэйг.

— Черт с вами, сообщайте, — с угрозой сказал Крэйг. — Вы, кажется, забыли, где находитесь. Вы не на земле, где взяточничество, подхалимство и насилие добывают человеку почти всё, чего он ни пожелает. Вы в силовом центре на солнечной стороне Меркурия. Это главный источник энергии, снабжающий все планеты. Если станция испортится, передаточные волны прервутся, солнечная система полетит вверх тормашками…»

Примерно в таком же роде разговаривает и один из шаров, принявший облик уничтоженного Пэйджа: «— Нет, капитан, мы и люди — как два полюса. Мы с вами разговариваем сейчас, как человек с человеком. Но в действительности разница слишком велика, нам не понять друг друга. — Он замялся и выговорил, запинаясь:

— Вы славный парень, Крэйг. Из вас бы вышел хороший Шар».

А потом Крэйг, смертельно перепуганный бунтом шаров, строчит донесение в Вашингтон: «Поэтому я настаиваю, чтобы были приложены все старания к изобретению нужного оружия… Но использовать его мы будем только в качестве защиты. Об истреблении, какое велось на других планетах, не может быть и речи. Для этого мы должны изучать их так, как они изучают нас. Чтобы воевать с ними, надо их знать», и т. д., и т. п.

В этом маленьком рассказике, почему-то привлекшем к себе благосклонное внимание редакции журнала «Знание — сила», как в капле воды отражены все специфические черты литературы научно-фантастического жанра, выходящей (и в колоссальных масштабах!) на Западе.

Как представляется писателю-фантасту далекое будущее человечества? На земле по-прежнему самой ходкой монетой остаются взяточничество, подхалимство и насилие… Вашингтон по-прежнему санкционирует создание новых видов оружия и пристально, очень пристально следит за теми, кого придется уничтожить с помощью этого нового оружия.

А люди будущего изъясняются между собой, как гангстеры или бравые развязные молодчики из какого-нибудь телеграфного агентства или журнала «Лайф»…

Позволительно спросить: стоит ли мечтать о будущем, если оно так разительно напоминает атомные конвульсии и водородную истерию сегодняшнего дня некоторых капиталистических государств?

И не лучше ли перед лицом такой перспективы, услужливо и обстоятельно раскрытой в бесконечных научно-фантастических романах, повестях, комиксах, пьесах для телевидения и кинофильмах, не мечтать о будущем, не стремиться приблизить его своими делами, а записаться в почитатели короля рок-н-ролла Эльвиса Прэсли, ставшего воинствующим выражением «идеалов» поколения без будущего?!

Мы решительно отвергли «Цветные шары»… Дима и Слава вновь наперебой заговорили о романе ученого-палеонтолога и писателя И. А. Ефремова, который им удалось прочесть в журнале «Техника — молодежи»…

И мне показалось, что наступила пора серьезно поговорить о том, что же хорошего, ну и плохого, несут в себе книги о будущем, написанные в наши дни советскими писателями-фантастами…

2

Своевременная и интересная статья Георгия Тушкана «Необходимый разговор», появившаяся в газете «Литература и жизнь» (№ 6, 1958 г.) ставит проблему расширения рамок творческой мечты.

«Требование, чтобы все в научной фантастике было научно обосновано, неправомерно, — утверждает Тушкан. — Если научная гипотеза подтверждена научно, то есть экспериментально, она уже перестает быть научной фантастикой, а становится научной теорией или осуществленным изобретением. Но ведь речь идет о научной гипотезе, не более. Спрашивается: какова же тогда роль фантастики?»

Действительно, установление такого рода предела сковывает человеческую мысль, летящую вперед, обескрыливает произведения научно-фантастического жанра.

Нельзя забывать, что если в наши дни научная фантастика получает от ученых множество новых тем, рожденных в процессе небывалого технического прогресса, то и сам этот научный прогресс во многом обязан ищущей упорной мысли ученых, одухотворенным поискам энтузиастов науки, смелым построениям писателей-фантастов.

Безвременно умерший Александр Романович Беляев, увлекательно рассказавший и о необыкновенных приключениях человека-амфибии Ихтиандра и о потрясающих опытах профессора Доуэля, который работал над тем, чтобы вернуть жизнь отделенным от тела органам, и о летающем мальчике Ариэле, и о звезде КЭЦ — огромном обитаемом искусственном спутнике Земли, созданном мечтою писателя задолго до того, как первый советский искусственный спутник Земли, разорвав твердь земного притяжения, вынесся на заданную орбиту, — был подлинным писателем-фантастом, не считавшимся с искусственной «теорией предела».

Владимир Ильич Ленин — величайший мечтатель нашего времени, сумевший претворить грандиозную мечту в действительность, писал: «Напрасно думают, что она [фантазия. — В. Д.] нужна только поэту. Это глупый предрассудок! Даже в математике она нужна, даже открытие дифференциального и интегрального исчислений невозможно было бы без фантазии. Фантазия есть качество величайшей ценности…».²

И, думается мне, что Г. Тушкан, столь резко выступив против «предела», совершенно прав, ибо в этом есть защита и оправдание фантазии — «качества величайшей ценности».

Однако когда Г. Тушкан далее дает краткую характеристику творчества И. Ефремова, он, как мне представляется, проходит мимо самого главного, что отличает произведения этого писателя.

Г. Тушкан пишет: «Ученый-палеонтолог и писатель И. Ефремов выступил в журнале «Техника — молодежи» с интересным романом «Туманность Андромеды», увлекая покорением космических пространств, приучая читателей мыслить новыми категориями понятий. Учить думать, мечтать, увлекать, а не писать научные предсказания — такова задача писателей-фантастов».

Но, позвольте, разве и на самом деле в «Туманности Андромеды» главенствующей является тема покорения космических пространств? Разве эту цель ставил перед собой писатель, приступая к работе над романом?

Спору нет, Ефремову, как никому другому из современных советских писателей-фантастов, удалось изобразить борьбу человека с косной материей. Вы, конечно, помните все сложнейшие перипетии тридцать седьмой звездной экспедиции, когда земной звездолет «Тантра» пролетает над планетой Зирда и экипаж его становится свидетелем гигантской катастрофы, разразившейся несколько десятилетий назад на Зирде, обитатели которой неумело и рискованно экспериментировали с жесткими излучениями. И вот: «Крыло огненного света смахнуло зловещую тьму. «Тантра» вышла на освещенную сторону планеты. Но внизу продолжала расстилаться бархатная чернота. Быстро увеличенные снимки показали, что это сплошной ковер цветов, похожих на редкие бархатно-черные маки Земли. Заросли черных маков протянулись на тысячи километров, заменив собою все — леса, кустарники, тростники, травы… Как ребра громадных скелетов, виднелись среди черного ковра улицы городов, красными ранами ржавели железные конструкции. Нигде ни единого живого существа или деревца — только одни-единственные черные маки!»

Превосходно написанная картина! Сильное, но не навязчивое предупреждение, что безудержные упражнения с атомом, заключенным в бомбу, даже самую «чистейшую», могут привести к ужасающим последствиям. Между прочим, это грозное предупреждение является лейтмотивом еще одного научно-фантастического романа. Я имею в виду «Астронавты» польского писателя Станислава Лема. В этом талантливом и остром произведении показана странная и страшная картина Венеры, на поверхность которой опускается огромный межпланетный корабль «Космократор» с группой ученых Земли. Планета безжизненна. После долгих поисков и исследований ученым удается установить, что разумные существа, населявшие Венеру, во всяком случае, какая-то господствующая, правящая группа их в течение полутораста лет готовила грандиозную агрессию против Земли, предполагая бросить на Землю радиоактивную тучу, с тем чтобы, уничтожив все живое, сохранить для себя города, заводы, дороги, построенные людьми. Но что-то произошло. Вспыхнули страшные междоусобные войны. И в конце концов… «Энергия, которая должна была обрушиться на Землю, встала над всеми городами этой планеты в виде атомных солнц — солнц, заблиставших не навеки, чтобы творить и улучшать жизнь, а лишь на мгновение, чтобы уничтожить ее. При температуре в миллион градусов кипели и растворялись их великолепные здания, пылали машины, лопались и плавились мачты радиоактивных излучателей, взрывались подземные трубы, по которым текла черная плазма. Так возникли картины, которые нам довелось увидеть через много десятков лет после катастрофы: развалины, пепелища, пустыни, леса сконденсированных кристаллов, реки ферментирующей плазмы в диких ущельях и этот последний свидетель катастрофы, белый шар, механизм которого, разладившийся, но все еще действующий, продолжает работать, бессмысленно и хаотически освобождая накопляемую энергию…»

Нельзя не признать, что «Астронавты» Лема приобретают особую актуальность в наши дни, когда американские бомбардировщики, загруженные водородными бомбами, барражируют над странами Западной Европы, якобы оберегая столь чудовищно-странным способом мир во всем мире.

В своих смелых построениях о будущем человечества Станислав Лем совершенно убежден, что народы, населяющие Землю, выйдут победителями в битве за мир и в 2006 году планетный корабль «Космократор» понесет во вселенную идеи и добрую волю коммунистического общества, установленного на всей Земле.

Однако он все же считает необходимым подробно и ярко рассказать о возможном трагическом конце планеты, такой же, как Земля, населенной разумными существами, такими же, как люди, с высокой цивилизацией, но воодушевленными далеко идущими замыслами уничтожения и владычества.

И страстным призывом, обращенным к разуму человечества, звучат слова, вложенные писателем в уста астронома Петра Арсеньева: «Империализм, видя неизбежную гибель, которую несла ему история, пытался увлечь за собой все человечество. Борясь с ним, мы боролись за нечто большее, чем просто за нашу жизнь. Формы материи приобретают красоту и смысл лишь тогда, когда отражаются в глазах, которые смотрят на них. Только жизнь придает смысл миру. Поэтому у нас хватит смелости, чтобы вернуться на эту планету. Мы навсегда запечатлеем в памяти ее трагедию — трагедию жизни, которая восстала против жизни и поэтому была уничтожена».

Но возвращаю ваше внимание к «Туманности Андромеды», с тем чтобы найти в этом романе то главное, что, по глубокому моему убеждению, определяет полноценность произведения, посвященного мечте о завтрашнем дне человечества. Вы, безусловно, с большим волнением следили за героической борьбой, которую вел начальник «Тантры» Эрг Ноор и весь экипаж звездолета со смертоносным притяжением железной звезды. Когда запасы анамезона — вещества с разрушенными мезонными связями ядер, обладавшего световой скоростью истечения,— иссякли, а звездолет все еще находился в гравитационном поле гигантской потухшей звезды, Эргу Ноору удалось посадить «Тантру» на одну из черных планет звезды. И там, на планете тьмы, происходят увлекательные события: обнаружен земной звездолет «Парус», погибший в космосе семьдесят лет назад; людям приходится вступить в борьбу с чудовищами, как бы рожденными злобным мраком: медузами и крестами, похожими на фашистскую свастику; делаются попытки исследовать спирало-дисковый космический корабль, по-видимому сотни тысяч лет мчавшийся по океану вселенной…

Все это читается с огромным интересом и действительно приучает мыслить категориями совершенно новых понятий: ведь события, о которых повествует Ефремов, происходят на расстоянии пятидесяти биллионов километров от Земли, ведь «Тантра» способна развивать субсветовую скорость полета, равную 270 тысячам километров в секунду, а экспедиция к Веге или к Сириусу представляется менее сложным, менее фантастичным делом, нежели в наши дни полет ракеты на Луну!

И все же не это отличает «Туманность Андромеды» от многочисленных произведений научной фантастики, вышедших в последнее время как в Советском Союзе, так и на Западе.

Изображение будущего без показа человека будущего всегда односторонне, неполноценно и, я бы сказал, обездушено. Ведь «точно так же, как познание человека отражает независимо от него существующую природу, т. е. развивающуюся материю, так общественное познание человека (т. е. разные взгляды и учения философские, религиозные, политические и т. п.) отражает экономический строй общества».³

Значит, раскрывая перед читателем жизнь человеческого общества через столетие или несколько тысячелетий от наших дней, говоря о его экономическом и политическом строе, писатель не может не показать человека того времени и его общественного сознания.

Передо мной несколько только что прочитанных книг: «Звезда утренняя» К. Волкова, «220 дней на звездолете» Г. Мартынова, «Тайна подводной скалы» Г. Гребнева, «Тайна астероида 117-03» Б. Фрадкина, «33-е марта» В. Мелентьева, «Путь к звездам» И. М. Штефана и Раду Нор, «Внуки наших внуков» С. и Ю. Сафроновых, повести и романы В. Немцова и Александра Казанцева… Кроме того, мне удалось познакомиться с новыми повестями «Сестра Земли» и «Каллистяне» того же Георгия Мартынова и романом Станислава Лема «Магелланово облако», который вскоре должен быть издан на русском языке.

Некоторые из перечисленных авторов вовсе не задаются целью нарисовать в своих произведениях картины нашего будущего. Они лишь «вдвигают» в сегодняшний день открытия и изобретения, ныне находящиеся в зачаточном, потенциальном состоянии, а то и вовсе остающиеся пока плодом вымысла писателя.

Таково большинство произведений В. Немцова и А. Казанцева, такова повесть Г. Мартынова — «Каллисто». Действие в них развивается в наше время: их герои — наши современники. Поэтому никаких особых специфических требований к изобретателям «Альтаира» — студентам Журавлихину, Гораздому и Усикову («Счастливая звезда» В. Немцова) — или, скажем, к профессору медицины Куприянову и академику Штерну («Каллисто» Г. Мартынова) предъявить нельзя. Другое дело — удались или не удались их образы писателям. Живые ли они люди, с горячей кровью, пытливым умом, сложным характером, или же громкоговорители, растолковывающие ту или иную научно-фантастическую концепцию автора… Но это уже тема для другого разговора.

А вот авторы, прямо делающие в своих произведениях заявку на рассказ о будущем, обязаны совсем по-иному подходить к созданию образов своих героев. В результате преобразования общественных отношений меняется не только экономика и техника… Меняется — хотя процесс этот куда более длительный и сложный — сознание человека, обогащается, делается более многогранным и глубоким его духовный мир.

Но именно мимо этого важнейшего процесса — становления человека будущего — проходит большинство писателей, работающих в плане научно-фантастического жанра.

Попробую проиллюстрировать это положение конкретными примерами.

Вот повесть В. Мелентьева «33-е марта». Она рассчитана на младший школьный возраст. Использовав неотразимый прием усыпления своего героя — шестиклассника Васи Голубева, писатель перенес его из года 1955-го в год 2005-й. Многое, очень многое изменилось за это полстолстие. По широкому, зеленому и блестящему, как бутылочное стекло, шоссе мчатся атомные поезда, юркие электронные автомобили с радио-телевизорными установками…

На огромной высоте со скоростью в три — четыре тысячи километров в час пролетают атомные самолеты… Зубной врач, не причиняя ни малейшей боли, направленным ультразвуком сверлит Васе Голубеву больной зуб…

По телевизору принимаются передачи с Луны, где люди добывают некоторые редкие элементы. Создается искусственный климат, и на Крайнем Севере выращиваются персики, бананы и даже мангусы. Крыши зданий, покрытые полупроводниковой краской, вырабатывают электроэнергию.

Сделав своего героя Васю в его, так сказать, реальной, жизни старостой кружка «Умелые руки», Мелентьев помогает ему познать и понять огромнейший прогресс в науке и технике, происшедший на Земле за полстолетие сна Васи. А когда староста кружка «Умелые руки» просыпается на самом деле и вспоминает свой фантастический сон, он приходит к выводу, что по существу все, что он видел во сне, уже есть и сейчас: «…Только, может быть, не так еще усовершенствовано, а есть, или вот-вот будет — это неважно. Электронки есть, ультразвук зубы сверлит, атомки делаются, вертолеты летают, счетные машины есть, цветное телевидение, опытное, есть, новые элементы в атомных котлах добывают, и ученые нашли их на других планетах. А ведь все это только начало. И в школе теперь мастерские открывают и обещают передавать по телевидению учебные программы».

Рассказав ребятам в довольно увлекательной форме о путях развития технического прогресса, Мелентьев, как мне кажется, впадает в ошибку, свойственную большинству авторов научно-фантастического жанра. Приняв за аксиому победу коммунистического строя на всей Земле, Мелентьев не дает себе труда подчеркнуть отличие жизни общества, уже построившего коммунизм, от того, в котором мы живем сейчас. В конце концов победа коммунизма осуществляется не столько при помощи атомной энергии, используемой в мирных целях, сколько с помощью растущего сознания миллионных масс — строителей коммунизма. И если Васе Голубеву удалось в мире будущего увидеть много новых интереснейших машин и механизмов, то людей новой формации, людей, хотя бы немножко отличающихся от современников Васи, старосте «Умелых рук» так и не удалось повидать за время своего волшебного сна! Посудите сами, бывший его сверстник Женька Маслов, в период сна принявший облик почтенного дедушки — Евгения Алексеевича Маслова, столь же себялюбив, суетен, обидчив, что и в детстве. Регистраторша, вызванная международным ученым советом, обследовавшим «размерзшего» Голубева, являет собой законченный тип мелкого канцелярского бюрократа, для которого важно не существо дела, а только форма его описания.

Поджав тонкие губы, она так сердито посмотрела на ученых-докторов, точно они уже мешали ей работать. Она села за стол, подозвала Васю и громко, как учительница, которая спрашивает правило у неуспевающего ученика, окликнула Васю.

«— Мальчик, как твоя фамилия? Имя? Отчество? Национальность? Место рождения?..»

Если это «веселая шутка» Мелентьева, то приходится признать ее и не смешной и просто никчемушной. Зачем внушать своим маленьким, доверчивым читателям, что и много, много лет спустя, когда они, эти читатели, уже выросши, завершат строительство коммунистического общества, будут управлять климатом, бороздить воздушный океан на атомных самолетах, разрабатывать лунные рудники и т. п., бюрократизм — крепкий и наглый, как разросшийся на обочине дороги чертополох, останется родимым пятном на теле человечества!?

Устами одного из персонажей своей повести, девочки Лены, Мелентьев говорит чрезвычайно правильную вещь:

«— Видишь ли, вначале это, может быть, и интересно, а потом все одно и то же: машины, красивые картинки лунной природы, потом опять машины и машины… А людей почти не видишь. Ну разве может быть что-нибудь интересное без людей?»

Точная схема почти любого романа или повести о будущем: машины, потом в меру красивые картинки природы на Луне, Марсе или Венере, затем опять машины, машины и машины… и на фоне необыкновенных пейзажей, рядом с устрашающими своей мощью механизмами, движутся плоские фигурки людей, с ограниченным кругозором мышления, с весьма небогатой духовной жизнью, людей, механически пересаженных авторами романов в наше коммунистическое будущее из сегодня.

В «Звезде утренней» К. Волков направляет экспедицию советских ученых под руководством академика Яхонтова на Венеру.

Уже давно вокруг Земли, на расстоянии 35 800 километров от ее поверхности, обращается новое космическое тело ВНИКОСМОС, то есть Внеземная научно-исследовательская станция космических полетов. Чудеса перестали быть чудесами, так как человечество привыкло к потрясающим научным достижениям. Однако американские газеты называют ВНИКОСМОС летающим чудом…

К. Волков, по-видимому, решил обойти острые углы… События, происходящие в его повести, могли бы быть отнесены и к сегодняшнему дню… Просто, советская научно-техническая мысль вырвалась далеко вперед, и в то время, как «Соединенные Штаты Америки, Германия, Англия и другие государства ограничились посылкой ракет небольших размеров и не выше, чем на 1000 километров над земной поверхностью… Советский искусственный спутник, над конструированием которого напряженно работали сотни ученых и техников, представлял собой огромную и прекрасно оборудованную лабораторию, вращающуюся вокруг нашей планеты на расстоянии шести земных радиусов».

Но трудно все же представить, что гигантский обитаемый искусственный спутник Земли построен, ну, скажем, уже в 1960 или 1962 году! И трудно поверить, что первый полет земного космического корабля на Венеру с посадкой произойдет в самые ближайшие годы…

А раз так, то неужели же в представлении автора «Звезды утренней» ничто не изменилось ни в мире, ни в сознании людей первой страны социализма, то есть, следует полагать, наших сыновей и дочерей?

Всё, как сегодня… Только новые совершенные механизмы, ставший видимым зловещий пейзаж Венеры в мутно-желтых и багровых тонах и опять механизмы!

Люди, совершившие этот замечательный бросок с Земли, через ВНИКОСМОС на Венеру и обратно на Землю,— сам Яхонтов, профессор геофизики Шаповалов, химик Красницкий, астронавты Сандомирский и Владимир Одинцов, жена Одинцова — Наташа, — бесспорно, хорошие, мужественные советские люди. Но не больше! В них отсутствуют черты человека завтрашнего дня, мыслящего уже несколько иными категориями (что естественно при расширении масштабов познания и возможностей), нежели мы… И именно в силу этого год 197… или даже 198…, в котором происходят события, описываемые К. Волковым, ничем не отличается от 1956 года, когда была написана повесть «Звезда утренняя».

Значительно увлекательнее и шире по размаху фантазии написана повесть Георгия Мартынова «Сестра Земли», содержание которой во многом перекликается со «Звездою утренней». Г. Мартынов тоже рассказывает о полете советских ученых на Венеру и о необыкновенных событиях, происшедших на этой ближайшей к Земле планете.

Читатель встретится в этой повести со своими старыми знакомыми — учениками и соратниками Сергея Александровича Камова («220 дней на звездолете»): академиком Константином Евгеньевичем Белопольским, Арсеном Георгиевичем Пайчадзе, Борисом Николаевичем Мельниковым и другими. Автор «Сестры Земли» любит своих героев, с волнением следит за их мыслями и поступками и, таким образом, заражает своей взволнованностью читателей, для которых персонажи повести постепенно становятся нужными, близкими, достойными подражания.

Несмотря на то, что и Мартынову не вполне доступно ощущение времени (вспомним хотя бы ненужный и ничем не оправданный сюжетный ход в повести «220 дней на звездолете», когда встреча советских ученых с американскими астронавтами на Марсе окрашивается в вульгарно-приключенческие цвета!), он все же находит для своих героев новые черты людей коммунистического общества.

Разумные существа, обитающие на Венере, доверчивы и не боязливы. Они смело идут на сближение с людьми. И люди, советские люди, коммунисты, встретившиеся с ними, считают своим высоким долгом протянуть им братскую руку помощи: «— Венериане, — продолжал Белопольский, — дикари в сравнении с нами. Но они наши младшие братья. Долг человека Земли дать им всё, что нужно, чтобы облегчить жизнь и труд. И это будет сделано!»

Верой во всепобеждающий разум проникнута вся повесть Мартынова. Оказавшись в кольцевом звездолете, прилетевшем на Венеру с пятой планеты, Мельников и Второв как бы принимают эстафету могучей ищущей творческой мысли от фаэтонян — обитателей звездолета, погибших тысячелетия назад. Те, кто находились в нем (в кольцевом звездолете. — В. Д.), хорошо знали, что их планета не единственный населенный разумными существами мир. Они верили, что рано или поздно на Венере появятся жители других планет. Они знали, что их звездолет просуществует тысячи лет. Они верили, что разум неизвестных им звездоплавателей будет подобен их собственному. И, зная это, веря в это, они подготовились к приходу тех, кто получит оставленное ими наследство знаний, расширит и разовьет его дальше, в бесконечной последовательности развития мыслящего разума. Знания и техника передаются не только из поколения в поколение на одной планете. Они могут переходить с планеты на планету, осуществляя на практике великое братство мыслящих существ.

Те, кто прилетел на Венеру в кольцевом корабле, знали это.

Герои научно-фантастических книг Мартынова тоже наделены этим знанием. И оно помогает им, пристально вглядываясь в далекое будущее, различить величественные его очертания, полюбить его и… приблизить к читателю.

Нет необходимости подробно анализировать каждую из лежащих передо мной на столе книг, ибо статья моя не ставит перед собой задачу обзора.

Хочу лишь коротко остановиться на небольшой повести Б. Фрадкина — «Тайна астероида 117-03», выпущенной Пермским областным издательством, и на романе С. и Ю. Сафроновых «Внуки наших внуков» («Нева», № 6, 1958 г.).

Б. Фрадкин увлекательно рассказывает об отважной попытке догнать таинственный астероид, нарушивший закон всемирного тяготения, предпринятой конструктором первого советского ракетоплана Иваном Бурдиным, летчиком-испытателем Лобановым и ассистентом профессора Чернова — Светланой Подгорных.

Во имя расширения и углубления гравитационной теории ученого Чернова, пришедшего к убеждению, что электрон состоит из более мелких частиц — гравитонов, при движении которых образуется гравитационное поле или поле сил тяготения, организуется грандиозное преследование странного, прямолинейного, мчащегося по просторам солнечной системы астероида, обнаруженного астролокаторами Перекатовской радиоастрономической обсерватории… Только в орбите Урана ракетоплан «СССР-118» как будто настигает астероид, и тут происходит невероятное. Какой-то непреодолимой силой в реакторе ракетоплана остановлен процесс расщепления ядер. Эта же сила, превратившая могучий ракетоплан в игрушку, заставляет его приземлиться на поверхности Урана. «Астероид» оказывается гигантским, в десять раз превосходящим по длине ракетоплан, космическим кораблем, много лет назад стартовавшим с Луниады — планеты солнечной системы Сириуса.

Оказавшись на борту звездолета почти в качестве пленника, Бурдин «снова принялся разглядывать пейзажи на стенах. Чем дольше он всматривался в багряные долины с оранжевыми переливами кустарников, тем больше находил сходства с природой Земли. И это наводило на размышления более волнующие, чем если бы сходства не было вовсе. Там, где пейзаж оживлялся присутствием жителей этого мира, особенно разительно выступало единство природы. Значит, в каком бы уголке вселенной природа ни создавала разумные существа, она выбирала для них единственно возможные рациональные формы и создавала единственно возможные условия для существования».

И Бурдин приходит к выводу, что техника пришельцев из другого мира несравненно совершеннее техники, которой владеют люди. В частности, луниане научились использовать гравитационную энергию, которая в тысячи раз превышает атомную. Особые устройства на их звездолете создают концентрированные гравитационные поля, более мощные, чем поле, удерживающее Землю на орбите около Солнца. Луниане могут сделать свой корабль невесомым, могут притягиваться к любой солнечной системе, к любой планете или, наоборот, отталкиваться…

Им удалось добиться изображения мыслей и, по-видимому, они постигли величайшую тайну природы — получение искусственного белка…

Таким образом, жители Луниады стоят на более высокой ступени умственного развития. А в понятии коммуниста Бурдина это соединялось с высшей ступенью общественного развития — коммунизмом». Однако отношения как между самими лунианами, так и сложившиеся между ними и людьми вступают в противоречия с твердо определившимися представлениями Бурдина… И тут мне хочется упрекнуть автора повести. Б. Фрадкин правильно считает, что такая совершенная техника, какой владеют луниане, та высокая ступень знаний, на которой они стоят, должны быть результатом высшего развития общества, то есть коммунистического строя. Так почему же он сам, рассказывая читателю о замечательнейших достижениях земной советской науки и техники — атомном ракетоплане, способном разгонять скорость до 562 километров в секунду, астролокаторе «Третий бис», который позволяет ясно увидеть пейзаж Урана и даже фигуры и лица попавших туда членов экипажа «СССР-118» и т. п., — почти ничего не сказал о новых общественных отношениях — коммунизме и отличительных чертах людей новой формации — членов коммунистического общества?

Конечно, героический поступок Светланы Подгорных, ценою собственной смерти спасшей жизнь своих товарищей, и собранные ею данные о гравитационной теории, разработанной лунианами, по плечу только человеку большой светлой души и высокого гражданского долга… Так поступали Гастелло и Космодемьянская, Матросов и Лиза Чайкина и сотни подобных советских патриотов. Самоотверженность и мужество еще не вбирают в себя всех качеств, которые будут обязательны для человека, живущего завтра!

Б. Фрадкин, как и многие другие авторы научно-фантастических произведений, вглядываясь в будущее, увидел там новые, совершенные машины будущего и их создателей,— увы, людей настоящего!

Я позволю себе остановить ваше внимание на весьма интересной, чрезвычайно оптимистической попытке заглянуть в будущее, предпринятой авторами романа — «Внуки наших внуков».

Надо сказать, что, как ни парадоксально это звучит, читатели научно-фантастических произведений, устремленных в будущее, получают несравненно более яркое представление о Марсе или Венере, а то и планете какой-нибудь далекой солнечной системы, нежели о… Земле. Отчасти виновата в этом полюбившаяся нашим фантастам схема: старт звездолета (или астроплана, или ракетоплана, или космического корабля), полет в космосе, пребывание на Марсе (или Венере, или Луне, или астероиде, или на…) и счастливое возвращение астронавтов на Землю. По этой схеме как героям книги, так и автору ее приходится проводить куда больше времени на какой-нибудь чужой планете, нежели на Земле. Значит, есть и полная возможность тщательно изучить климат и пейзаж, флору и фауну, а то и быт разумных существ, населяющих сестру, брата или какого-нибудь дальнего родственника нашей планеты. Кроме того, не требуется особой творческой смелости, чтобы предсказать завтрашний день Венеры, когда и ее вчерашний и сегодняшний дни нам совершенно неизвестны…

Другое дело — попробовать заглянуть в коммунистическое общество, построенное на Земле, увидеть его не в схематичных плоскостных изображениях, но так ярко и физически ощутимо, чтобы и читатели — те же Дима и Слава — почувствовали себя на пороге свершения великой мечты, увидели то самое ослепительное будущее, к которому мы неотступно, невзирая на все преграды, пробиваемся с 7 ноября 1917 года.

На такое решаются пока очень немногие из наших писателей. Среди них — авторы романа «Внуки наших внуков», действие которого переносит нас в 2107 год, когда полностью восторжествовал коммунизм, давно уже ставший былью и объединивший все население земного шара в единую дружную семью.

Авторы романа, повторяя сюжетный прием Уэллса («Когда спящий проснется»), заставляют своего героя профессора Александра Александровича Храмова пробудиться через полтораста лет и воочию увидеть Землю восторжествовавшего коммунистического мира.

Чудесными представляются города, утопающие в зелени парков, построенные и распланированные красиво и удобно, и деревенские поселки, ничем не уступающие городам: «Не было здесь ни в чем заметно прежней культурной оторванности деревни от города. В этом отношении большую роль сыграло развитие телевидения и транспорта. Искусственные спутники, ретрансляционные станции на Луне позволяют принимать теперь передачи из любой точки земного шара, а качество передачи было настолько высоким, что создавалась полная иллюзия непосредственного видения. Все новости доходили сюда так же быстро, как и в любой город. Если же все-таки возникала необходимость или желание побывать где-то за пределами своего села, то к услугам каждого жителя был удобный и удивительно быстрый транспорт».

Внуки наших внуков пользуются замечательными достижениями технического прогресса: орнитоптерами — портативными летающими аппаратами, кибернетическими переводчиками, похожими на обыкновенный портсигар, и могучими счетными машинами… К их услугам автоматически управляемые ракетопланы, легко преодолевавшие расстояния до Луны и ближайших планет, широко шагнувшая медицина… «Но дело далеко не исчерпывалось только лишь достижениями науки. Коммунистический строй общества, материальная обеспеченность, высокое техническое развитие изменили общий уклад жизни людей. Короткий рабочий день, отсутствие тяжелого, изнурительного и подчас вредного труда, разумное распределение времени между работой и отдыхом, правильное, хорошо продуманное питание, регулярные занятия спортом, длительное пребывание на свежем воздухе, абсолютная чистота в быту и многие мелкие, незаметные на первый взгляд, коммунальные удобства, уверенность в завтрашнем дне, отсутствие мелочных забот и тревог, — все это, вместе взятое, играло ничуть не меньшую роль, чем самые лучшие медицинские препараты».

Поистине титанические задачи ставят перед собой и смело решают ученые тех далеких дней…

Вот, например, группа ученых Торнтаунского института атомной физики выдвинула интересную идею: создать искусственное микросолнце, которое было бы в десятки миллионов раз меньше настоящего, но находилось бы в каких-нибудь трехстах — пятистах километрах над Землей, могло бы подниматься и опускаться по команде с Земли и послушно передвигаться по воле человека в то место, где оно наиболее необходимо. В дальнейшем такое микросолнце можно было бы использовать не только на Земле, но и для отепления других планет солнечной системы, скажем, Марса…

Или идея плавающих зеркал, заключающаяся в том, чтобы перехватить часть солнечной энергии, уходящей в космическое пространство, и направить ее на одну из тех планет солнечной системы, где тепла не хватает. Плавающее зеркало будет медленно вращаться вокруг солнца, как бы плавать вокруг него, все время посылая лучи на выбранную планету…

Вот над чем успешно работают ученые Коммунистической планеты, внуки внуков Топчиева и Фредерика Жолио-Кюри, Бернала и Х. Д. Баба, Скобельцына и Вацлава Вотрубы.

В аспекте романа Сафроновых полет группы ученых на Венеру и длительное на ней пребывание носит совершенно иной характер, нежели в ранее разобранных мною книгах. Венера кажется наиболее удобным местом для экспериментального испытания первого микросолнца. Только и всего! Полет на ближайшие к нам планеты, через какие-нибудь сто пятьдесят лет, представляется авторам романа отнюдь не сенсационным событием. Да, садятся в планетолет и, преодолев земное притяжение, устремляются в пространство вселенной. Да, приземлившись на Луну, Венеру или Марс, выполняют задачи, поставленные перед ними обществом. Все закономерно и естественно. Человек становится хозяином мирового пространства…

«Внуки наших внуков» — подлинный гимн творческому труду, достигшему небывалого расцвета. Производятся грандиозные общенародные работы, цель которых — сделать старую родную планету еще краше, еще удобнее для жизни людей. С помощью сдвоенного действия микросолнца и плавающего зеркала Антарктида освобождается от ледяного панциря.

Новый материк с прекрасным климатом, с быстро возникающими городами, окруженными роскошными фруктовыми садами…

И вот уже в небе вспыхивают два новых микросолнца и, в сочетании с гигантскими вогнутыми линзами плавающих зеркал, посылают свои благотворные лучи на Марс, изменяя его суровый, не пригодный для жизни климат.

Герой повести, профессор Храмов, находит хорошие, верные слова для определения происходящего: «Труд— всегда необходимость для человека и не только потому, что этим он создает себе средства к жизни. Труд — это естественная потребность человека творить и созидать, постигать и покорять вселенную силою своего разума. Я жалею, что со мною нет моих старых товарищей. Я сказал бы им: «Посмотрите, какая интересная, увлекательная жизнь у наших потомков! Как грандиозны их дела, как велики их цели и как много, бесконечно много предстоит им еще сделать».

Ну что ж, честь и слава молодым авторам, попытавшимся раскрыть перед нашими современниками картину будущей жизни! Невольно вспоминаются вещие слова Д. Писарева:

«Если бы человек не мог представить себе в ярких и законченных картинах будущее, если бы человек не умел мечтать, то ничто бы не заставило его предпринять ради этого будущего утомительные сооружения, вести упорную борьбу, даже жертвовать жизнью».

Но показать людей будущего или хотя бы новые черты в облике внуков наших внуков не удалось и Сафроновым.

Герои их романа — дети XXII века: праправнучка Храмова Елена Николаевна, ее муж астроном Ярослав Павлович, ее дочь Аня, ученые коллеги Храмовой — Джемс Конт, Чжун Фуджи, Виктор Платонов, врач Кинолу и другие — по своему интеллекту, направленности мышления, морально-этическому комплексу ничем не отличаются от махнувшего к ним через два столетия почтенного нашего современника — профессора Храмова.

Духовный мир их не обогащен, поведение не диктуется тем безусловно новым, что вносит в общественные отношения всемирная победа коммунистического строя. Это, конечно, огромный недостаток.

Ведь все мы непоколебимо убеждены, что именно коммунизм станет завтрашним днем нашей планеты. Мы твердо верим в счастливое будущее детей наших, внуков и правнуков… И мы вправе потребовать от художников, переступающих порог грядущего, видеть не только будущее в его экономических и социальных формациях, но и того, кому оно принадлежит, — человека.

В воспоминаниях Н. Валентинова, недавно опубликованных в США, есть страницы, воспроизводящие разговор о Чернышевском, который В. И. Ленин вел в январе 1904 года в Женеве с Воровским, Гусевым и Валентиновым. Владимир Ильич, глубоко знавший и любивший социально-философский роман «Что делать?», указывал в этом разговоре, что «величайшая заслуга Чернышевского в том, что он не только показал, что всякий правильно думающий и действующий порядочный человек должен быть революционером, но и другое, еще более важное: каким должен быть революционер, каковы должны быть его правила, как к своей цели он должен идти, какими способами и средствами добиваться ее осуществления».⁴

Вот каким должен быть и как должен мыслить и поступать человек будущего, не удалось пока показать ни одному из авторов научно-фантастических произведений, за исключением Ивана Антоновича Ефремова.

3

Переступить порог будущего не легко.

Авторы научно-фантастических романов, повестей и рассказов, как это ни странно, но тоже чрезвычайно неохотно переступают высокий порог будущего… Я имею в виду будущее нашей планеты. Кажется, я достаточно проиллюстрировал эту мысль ссылками на ряд произведений научной фантастики.

По-видимому, здесь играет роль недостаток философской, социологической и экономической подкованности… Ведь будущее — это коммунизм! Коммунизм на всей земле!

О коммунизме отчетливо и ясно сказано и в трудах основоположников научного коммунизма — К. Маркса и Ф. Энгельса — и в работах великого их последователя — В. И. Ленина, возглавившего гигантский опыт, подтверждающий незыблемость положений марксизма — пролетарскую революцию и социалистическое строительство в России.

Но как рассказать образным языком художественного произведения то, что вложено в короткие отточенные формулировки классиков марксизма?

Как в самом деле будет выглядеть жизнь человеческого общества при коммунизме?

Вот, например, Н. С. Хрущев в своей речи на XIII съезде ВЛКСМ прямо заявил: «В коммунистическом обществе каждый будет трудиться по способностям, а получать по потребностям. Смысл этой классической формулы состоит в том, что каждый человек не будет посторонним зрителем или доброжелателем коммунизма. Засучив рукава, он будет работать, как настоящий труженик нового общества. Не барская жизнь, где царит лень и праздность, будет при коммунизме, а рабочая, трудовая, культурная и интересная жизнь!»⁵

Это находится в полном соответствии с высказываниями В. И. Ленина, который, говоря о жизни, учил видеть в ней революционное развитие, могучее течение потока революции. Не прозябание, а борьба! Не существование, а жизнь во всей ее многогранности!

Следовательно, жизнь в коммунистическом обществе вовсе не будет напоминать спокойное течение мелководной реки, а члены этого общества — персонажей приглаженной бесконфликтной пьесы. Правда, внукам и правнукам нашим не будут угрожать антагонистические противоречия, ныне отделяющие строй социалистический от строя капиталистического…

Исчезнет все безобразное, жесткое, уродующее жизнь, рожденное и выпестованное загнивающим империализмом. Не будет угрозы войны и страха безработицы, а родители не станут волноваться за завтрашний день своих детей, ибо весь мир, вся планета станет для них доброй и заботливой матерью. Несомненно, совершеннее будут люди. Обогатится и станет глубже их духовный мир, красивее лица, гармоничнее тела… Но разве применительна здесь теория предела? Разве нельзя еще более обогатить свой духовный мир, еще больше раздвинуть горизонт для ищущей мысли, еще гармоничнее развить свое тело? И так — бесконечно! Решая одни грандиозные задачи, ставить вытекающие из них еще более грандиозные, преодолевая трудности, готовиться к преодолению новых, еще более сложных, идя от одной победы над природой к другой. Всегда творящие, неудовлетворенные достигнутым, вечно ищущие — таковы люди сегодняшнего дня, наши современники, строители коммунизма. Такими, несомненно, останутся они и тогда, когда коммунизм победит во всем мире. Совсем иные, новые и в то же время такие же, как и мы, люди.

Таких новых людей завтрашнего дня попытался показать в своем романе И. Ефремов. Автор «Туманности Андромеды» смело переступил высокий порог. В статьях о нем, в предисловиях и послесловиях к его книгам писалось, что И. Ефремов заканчивает научно-фантастический роман о будущем коммунистического общества. А потом, когда роман этот, изрядно, правда, обуженный, появился на страницах «Техника — молодежи», о нем стали говорить как об увлекательном повествовании о космических полетах.

На самом же деле космические пространства в «Туманности Андромеды» являются не самоцелью, но лишь логическим следствием той высочайшей цивилизации, которая завоевана людьми эпохи коммунизма.

Не на столетие, а на целых полторы — две тысячи лет вперед заглядывает писатель…

Историк Веда Конг, стоя перед экраном обсерватории внешних станций, впервые говорит со вселенной, рассказывая населению звезды Росс 614 историю Земли. Она сжато и ясно рассказывала про основные вехи истории человечества. Не перечисление истребительных войн и ужасных страданий, наполнявшее древние исторические книги, интересовало людей эры Великого Кольца. «Гораздо важнее была полная противоречий история развития производительных сил и на ее основе формирование идей, искусства и знания, духовной борьбы за настоящего человека и человечество, прослеживание ростков новых представлений о мире и общественных отношениях, долге, правах и счастье человека, из которых выросло, расцвело на всей планете могучее дерево коммунистического общества».

Мне кажется, что и для Ефремова самым важным представляются размышления о формировании нового, настоящего человека, становлении его духовного мира, размышления о долге, правах и счастье человека, живущего в эпоху расцвета коммунистического общества на Земле.

Конечно, и в «Туманности Андромеды» есть подробные описания, так сказать, внешних форм жизни на планете в далеком будущем. Ведь «все силы общества, расходовавшиеся при капитализме на создание военных машин, содержание не занятых полезным трудом огромных армий, разнузданную рекламу и показную мишуру, были отданы на устройство жизни и развития научных знаний».

Вся Земля как бы перепахана волей человечества жить лучше, как можно лучше. Давно уже проведено полное перераспределение жилых и промышленных зон планеты. Поселения — целая непрерывная цепь их — расположены вдоль тридцатых градусов широты в северном и южном полушариях. Они сосредоточены у берегов теплых морей, в зоне мягкого климата, без зимы. К северу — гигантская зона лугов и степей с бесчисленными стадами домашних животных. В зоне тропиков — производство растительного питания и древесины.

Изменен климат планеты. Уменьшились ледяные шапки на полюсах Земли. Ослабли ураганы и вихри, вода в океанах поднялась, до шестидесятых параллелей дошли южные теплые степи.

На огромной высоте землю охватил как бы пояс искусственных спутников; планетолеты, работающие на ионных или фотонных зарядах, запросто совершают полеты на Венеру и Марс, а в бездонные глубины космоса проникают могучие корабли звездных экспедиций…

Красивы, стройны и могучи люди будущего! В борьбе с энтропией биологам, физикам и математикам удалось кое-чего добиться: продолжительность жизни человека достигла почти двухсот лет, а самое главное — исчезла изнурительная, тлеющая старость.

Интересна и система, направляющая разум и творческий труд человечества. Совет экономики в центре. Он связан с консультативными органами: Академией Горя и Радости, Академией Производительных Сил, Академией Стохастики и Предсказания Будущего. Есть Совет Звездоплавания, Академия Направленных Излучений, Академия Пределов Знания, Контроль Чести и Права и т. п.

Но вы можете возразить, что в своих описаниях будущего Ефремов не сказал ничего, особо отличного от описаний, нашедших место в других романах и повестях, посвященных грядущему. Может быть. Хотя у Ефремова все эти описания не случайно «придуманы», а совершенно закономерно вытекают из его общего представления о будущем коммунистическом строе. Важно другое. В «Туманности Андромеды» есть те самые новые люди, наши праправнуки, похожие и не похожие на нас, люди будущего, которых мне не удалось обнаружить ни в одном другом произведении этого жанра. Они размышляют, они действуют, они общаются между собой не совсем так, как делают это герои «Звезды утренней» или романа «Путь к звездам». У Ефремова они обладают определенной системой взглядов, имеют свой «морально-этический кодекс», свое представление о долге, красоте, счастье.

Ключом к пониманию представлений о человеке будущего, сложившихся у писателя, являются, на мой взгляд, размышления Дар Ветра — одного из наиболее удавшихся Ефремову персонажей романа:

…«Совершенные формы научного построения общества— это не просто количественное накопление производительных сил, а качественная ступень, потребовавшая серьезного идейного воспитания людей… Новые общественные отношения без новых людей совершенно так же немыслимы, как новые люди без этой новой экономики»…

И, отталкиваясь от этого, строго диалектического положения, Ефремов делает попытку показать эту «качественную ступень» — людей будущего.

Я напомню вам основных героев романа — людей с индивидуализированными и ярко выраженными характерами: Дар Ветер, особо остро, как, впрочем, и его подруга Веда Конг, чувствующий свою близость к Земле, Эрг Ноор — звездный скиталец, бессменный начальник звездных экспедиций — романтик космоса и близкая ему и в то же время очень земная, очень женственная Низа Крит… Затем преемник Дар Ветра на посту заведующего внешними станциями Великого Кольца — Мвен Мас, ученый с пламенным сердцем поэта и мечтателя, его единомышленник молодой физик Рен Боз, крупнейший психиатр умница Эвда Наль, танцовщица Чара Нанди, председатель Совета Звездоплавания мудрый Гром Орм, маленькая Миико Эйгоро — помощница Веды Конг на раскопках, художник Карт Сан и многие другие…

Они, эти высокоинтеллектуальные люди, обладающие огромными знаниями, прямотой и простотой в обращении, острым и ясным восприятием чувства долга перед всем человечеством, красивые, сильные, веселые люди, вовсе не представляют собой стандартно-оптимистические схемы с потушенной эмоциональностью… Не буду подробно останавливаться на личных конфликтах: любовь Дар Ветра к Веде Конг, являющейся невестой Эрга Ноора, растущая близость Эрга Ноора и Низы Крит — ощущение необходимости быть всегда вместе и… думы о Веде Конг; романтическая мечта Мвена Маса о краснокожей девушке с планеты Эпсилон Тукана и вдруг пробудившееся в нем чувство к Чаре Нанди…

В иных случаях эти созданные Ефремовым коллизии правдивы и убедительны, в иных не выходят из рамок мелодраматического стандарта. Но есть иные конфликты, гораздо более глубокие и сложные…

В эру Великого Кольца люди, добившиеся приема и передачи на бесконечно далекие расстояния изображений, звуков, энергии, вошли, наконец, в братскую семью разумных существ, населяющих некоторые планеты Галактики.

Наступил момент величайшего ликования, когда Земля впервые приняла и расшифровала призыв из космоса — передачу с планетной системы звезды Лебедя: «Привет вам, братья, вступившие в нашу семью. Разделенные пространством и временем, мы соединились разумом в кольце Великой силы».

Приоткрылась дверь в гигантскую звездную систему, плывущую в океане пространства. Люди научились видеть и слышать на чудовищные расстояния, измеряемые сотнями парсек. Но так, как и сегодня, бросив в космос уже не маленький круглый спутник, а целую автоматизированную лабораторию — третий советский искусственный спутник Земли, мы мечтаем о скором полете на Луну, быть может и на Марс, в пределах короткой нашей жизни, далекие потомки не могут успокоиться на достигнутом…

Благодаря субсветовой скорости, которую развивают земные звездные корабли, астронавтам стали доступны не только все планеты солнечной системы, но и планеты Голубой Веги, искрящегося разноцветными огнями Сириуса и других «ближайших» соседей нашего Солнца.

Юному астронавигатору Низе Крит, впервые участвующей в звездной экспедиции на «Тантре», подобно световому лучу, врезающемуся в тьму пространства, кажется безграничной мощь человека. С гордостью и восторгом смотрит она на Эрг Ноора, начальника звездолета, вступившего в единоборство с притяжением железной звезды. Но Эргу Ноору отлично известно, насколько ничтожно то, что удалось отвоевать у космоса. Ведь только для того, чтобы преодолеть черный прогал пустого пространства, отделяющий окраинную ветвь спирали Галактики, где находится солнечная система, от соседней спирали, понадобилось бы четыре тысячи световых лет.

А на обмен сообщениями с относительно «близкой» Галактикой из Созвездия Девы нужно четыре с половиной миллиона световых лет!

В Академию Пределов Знания направляются странные картины и представления, поступающие из безмерной дали — из шаровых скоплений нашей Галактики и колоссальной обитаемой области вокруг ее центра. Они, эти символы, еще не под силу человеческому уму, ибо, развитие культуры на этих мирах перегнало Землю на миллионы лет!

И вот рождается протест разума против, казалось бы, непреодолимого сопротивления косной материи. «Вечные загадки и труднейшие задачи превратились бы в ничто, если бы удалось совершить еще одну величайшую из научных революций — окончательно победить время, научиться преодолевать любое пространство в любой промежуток времени, наступить ногой властелина на непреодолимые просторы космоса». Протест приобретает активный характер. И поистине титаническую сверхзадачу — победить пространство и время — ставят перед собой заведующий внешними станциями Мвен Мас и молодой физик Рен Боз.

«Время — вот необоримый гнет всего живого, эфемерного, быстротекущей жизни», как говорили древние поэты, — говорит Мвен Мас Дар Ветру. — Вы были на раскопках… Разве миллиарды безвестных костяков в безвестных могилах не взывали к нам, не требовали и не укоряли? Мне видятся миллиарды человеческих жизней, у которых, как песок между пальцев, мгновенно утекла молодость, красота и радость жизни, — они требуют раскрыть великую загадку времени, вступить в борьбу с ним! Победа над пространством и есть победа над временем — вот почему я уверен в своей правоте и величии задуманного дела!»

На основании известных идей Эйнштейна, для которого пространство является физической реальностью, как материя и энергия, Рен Боз создает свою теорию о гиперпространстве, или, иначе, о «нулевом пространстве». Мвен Мас как заведующий внешними станциями берется поставить этот немыслимый по своей грандиозности опыт, используя подведомственную ему энергию всех земных станций.

Опыт, поставленный без предварительного общенародного обсуждения, не санкционированный Советом Звездоплавания, оканчивается катастрофой. Только на ничтожную долю секунды перед оглушенным Мвен Масом кадрируется в цвете, звуке и запахе жизнь бесконечно далекой планеты звезды Эпсилон Тукана. Только на ничтожную долю секунды разрушающиеся аппараты фиксируют нуль пространства…

Гибнет обсерватория, гибнет один из искусственных спутников Земли и, самое главное, люди — несколько отважных молодых людей, оставшихся на спутнике, чтобы принять участие в грандиозном эксперименте…

Ефремов глубоко вскрывает внутренний конфликт Мвен Маса: его суровое самоосуждение за мальчишество, поспешность, непозволительную «секретность» в деле, принадлежащем всему человечеству, и, одновременно, уверенность, что иначе поступить он не мог. И общественное мнение, выраженное в отношении к Мвен Масу его товарищами не случайно. Они руководствовались не эгоистичными соображениями возвеличить себя в веках, но высоким стремлением выполнить свой долг перед человечеством.

Значителен и внутренний конфликт Эрга Ноора. Став звездным скитальцем — самым известным астронавтом Земли, он мечтал о сказочно прекрасных мирах, которые он откроет. Ему казалось, что именно в ослепительном сиянии голубого Солнца Веги расцветает необыкновенная жизнь планет.

И Эрг Ноор хотел пройти по незримым трассам пропавшего звездолета «Парус», чтобы привести свой корабль к мечте…

Но вот на планете мрака найден «Парус» и в нем записки, сделанные его погибшим экипажем… Четыре планеты Веги совершенно безжизненны. Ничего нет прекраснее нашей Земли. Какое счастье будет вернуться! — гласит последнее сообщение «Паруса»… Так рушится давняя мечта Эрга Ноора о прекрасных мирах далекой синей Звезды. И он приходит к выводу, что был неправ в своей погоне за дивными планетами синих солнц и неверно учил Низу. Полет к новым мирам не ради поисков открытия, а осмысленная, шаг за шагом, трудовая поступь человечества — вот цель тех, кто посвятил себя задаче покорения космоса. «Чем прекраснее родная планета, тем сильнее хочется послужить ей. Сажать сады, добывать металлы, энергию, пищу, создавать музыку так, чтобы я прошел и оставил после себя реальный кусочек сделанного мною».

Во имя Земли и людей, ее населяющих, Эрг Ноор, Низа Крит и их товарищи отправляются на космическом корабле, носящем гордое название «Лебедь», в тридцать восьмую звездную экспедицию, из которой нет им возврата на Землю. Слишком долог путь на планету циркониевой звезды.

«— Отказавшись, я утратил бы не только космос, но и Землю», — говорит Эрг Ноор Веде Конг в минуты расставания.

Жить и умереть во имя человечества!

В «Туманности Андромеды» очень ярко, полно и убедительно показывается абсолютное слияние интересов отдельной личности с интересами общества — народа, идентичность духовных потребностей и устремлений человека и всего человечества.

Воинствующие буржуазные философы и социологи в своих наскоках на социалистическое общество любят «сокрушаться» о судьбах личности, чья свобода якобы насилуется и ограничивается интересами общества.

Противопоставление одиночки коллективу, личности — обществу, человека — массе — довольно заржавленное и затупленное оружие, которым уже несколько десятилетий размахивают поборники антикоммунизма. Им принадлежат и предсказания о коммунизме как о каком-то тоскливейшем царстве людей-автоматов, где нет места ярким индивидуальностям и неповторимым характерам.

Нет надобности опровергать эту злобную чушь… Разве не в Советском Союзе, в условиях победившего социализма, расцвели и сформировались такие мощные индивидуальности, как композитор Шостакович и академик Топчиев, как писатель Шолохов и балерина Уланова, как агроном Лысенко и…

Разве наша повседневная практика выращивания подлинных талантов, которыми так богат советский народ, не опровергает эту неумную клевету людей, давным-давно запродавших не только свою «неповторимую индивидуальность», но и всю душу империализму?

Один из зарубежных читателей «Туманности Андромеды» — англичанин Э. Вудней — писал, что «ощущение от вещи в целом такое, что она находится на много более гуманном уровне, чем какая-либо из западных научно-фантастических книг, которые я читал до сих пор. Это зависит от вашего иного взгляда на будущее».

Иначе и быть не может! Ведь идеология научного коммунизма — это новая, высшая форма гуманизма. Коммунизм, по утверждению Маркса, равен гуманизму. И «…он есть подлинное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он — решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение».⁶

Социалистический гуманизм светлыми лучами пронизывает весь роман Ефремова. Писатель любит людей, верит в их неуклонный качественный рост, воспевает человеческий гений, расправивший в эпоху коммунизма могучие свои крылья. Мвен Мас почти со злобой вспомнил теоретиков старой науки, предвещавших, что человечество не станет лучше в течение миллиона лет… «Если бы они больше любили людей и знали диалектику развития, подобная нелепость никогда не могла бы прийти им в голову…»

Говоря об эпохе Возрождения, Ф. Энгельс в своей «Диалектике природы» писал: «Это был величайший прогрессивный переворот, пережитый до того человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страстности и характеру, по многосторонности и учености».⁷

Повествуя о грядущем будущем человечества, об эпохе коммунизма, победившего на всей Земле, И. А. Ефремов попытался создать образы людей будущего — «титанов по силе мысли, страстности и характеру, по многосторонности и учености».

Чрезвычайно трудно переступить порог грядущих тысячелетий. Еще труднее увидеть сквозь завесу времен наших потомков и увидеть их живыми, мыслящими, говорящими, действующими людьми.

Уже за одну эту смелую попытку наши читатели должны быть горячо благодарны автору «Туманности Андромеды».

О литературе для детей: Вып. 5: О фантастике и приключениях. Л., 1960. C. 109–139.

Примечание распознавателя: в печатном источнике указана фамилия автора статьи ДмитрИевский — это ошибка.