Нет, я решительно не согласен лишь скептически кривить губы, говоря о фильме «Туманность Андромеды» 1. Хотя фильм и нельзя признать художественной удачей. Во многом он просто плох. Но тут особый случай.
Создатели картины вложили большой труд в экранизацию научно-художественной фантастики. Они стремились пойти за романом — мечтой талантливого ученого и писателя Ивана Ефремова. Они оказались перед бездной трудностей… Но как заманчиво показать: человека через горы времени ждет не уродство, а красота… Разве не гимном красоте будущего является книга Ефремова? Пусть в первом фильме «по Ефремову» мы не слышим всей гармонии этого гимна, но какие-то ноты из него вполне различимы.
Сколько в мире охотников устрашать людей будущим, сомневаться в нем, оплевывать его… На смену благородным утопиям пришли во множестве антиутопии. Человек не одолеет в себе зверя, вещают одни. Человек станет уродом с химерно развитой головой и телом карлика, каркают другие. Зачем думать о будущем человека — забавляйтесь и пробавляйтесь фантомасами, настаивают третьи. Все равно роботы и машины загубят человека, убеждают четвертые. В моих характеристиках нет ни малейших преувеличений. «Чем больше спутников, лазеров, автомобилей, тем меньше дружеских жестов, поцелуев и «люблю» лунными ночами. Мир пожирает себя изнутри, подобно мифическому чудищу. С ровных дорог он давно вознесся к высокогорному шоссе, наращивая скорость, не замечая, как заносит его на поворотах. Колеса уже повисли над пропастью. Еще мгновение, и мы рухнем вниз…» Это только одно пророчество — американского социолога Стивена Кайерса, но их много в современном буржуазном мире, и они облекаются и в научную, и в беллетристическую, и кинематографическую формы.
У нас есть чем противостоять этому черному потоку, но мы еще плохо распоряжаемся своими возможностями. Между тем задача не может быть сведена только к тому, чтобы отвергать фальшивые, коварные или убогие пророчества о будущем. Мы утверждаем другое будущее своей сегодняшней жизнью. И наш идеал становится и должен становиться все зримее, все притягательнее, все глубже проникать в наши души, в наш быт, — наши мысли о будущем должны быть все смелее, и они должны быть все яснее для мира.
В последние годы у нас много делается для воспитания молодежи на лучших традициях тех, кто делал революцию, кто защитил ее грудью, кто создал ее нынешнее неслыханное могущество. Это замечательно, это должно и будет давать плоды и впредь.
Ну, а если эти волнующие образы, голоса из прошлого будут еще плотнее, дружнее сливаться с своеобразными «голосами будущего», с образами людей коммунизма, разве не должны мы об этом мечтать, разве не стоит над этим лучше поработать, разве это не даст нам новой силы!
Знаете ли вы парней, которые о Дар Ветре из «Туманности Андромеды» говорят с такими же подробностями, увлеченностью, блестящими глазами, как о Чапаеве, как о Покрышкине или Феоктистове? Я знаю, и поэтому, не закрывая глаза на несовершенства фильма «Туманность Андромеды», о чем будет речь впереди, я говорю: лиха беда начало, хорошо, что ввязались в освоение целины будущего.
И хочется верить, что от фильма многие молодые люди придут к книгам Ефремова, и уже одно это составит существенную пользу, оправдает вложенные в картину усилия.
И Чапаев, и Павка Корчагин, и Гагарин, и Дар Ветер — вот так, очевидно, все больше будут вязаться «звенья» современного молодого сознания.
Как, в самом деле, интересен наш Ефремов! Он не то чтобы недооценен нашей литературной критикой, он все еще непривычен, в чем-то труден, слишком своеобразен для нее, возможно, тем синтезом, который содержат его книги.
Синтез в книгах… И синтез в самой жизни автора, в том, как сложился его духовный, его фантастический мир. Не просто бывалый человек, хотя для писателя это очень много: был Ефремов и рыбаком, и моряком, и пильщиком дров, и шофером, и чернорабочим, прозвали его даже когда-то юные товарищи «царем Иваном Пестрым» за то, что крепко ходил по земле, но одежда его пестрела обильными заплатами. Но через все пробы, увлечения, случайности молодости пробилась главная страсть — к науке, к постижению тайн земли и времени. Ефремов — большой ученый — палеонтолог, геолог, путешественник, «охотник за динозаврами», сделавший серьезные открытия, выигравший интересные научные споры. Своими научными трудами он заслужил Государственную премию… Ну, а за «Туманность Андромеды», за книги рассказов, за «Сердце Змеи», за «Лезвие бритвы», за то, что ученый продолжил, умножил себя путешествиями в будущее, побывал, не щадя себя, не только в пустыне Гоби, но и где-нибудь в созвездии Рыси, — за это еще премий нет, но есть самое главное: большое читательское признание и в нашей стране и во многих странах мира…
Может быть, потому, что палеонтолог легко проникает через толщу веков прошедших, Ефремову легче «отсчитывать» и очень далекое время будущего. А школа жизни, разнообразие социального опыта помогают ему оставаться при этом необыкновенно естественным — он и в коммунизм входит своей мечтой, своими художественно-научными прозрениями, как в очень ЕСТЕСТВЕННУЮ СРЕДУ, никогда не калеча человека, не грозя ему, не «возвышаясь» над ним и, конечно, не презирая его, а по-настоящему любя его, восхищаясь его возможностями и, по сути, к одному стремясь — к ПОЛНОТЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ, к тому, чтобы человек, который, по выражению Маркса, так долго был «частичным», не полностью развитым, односторонним, стал гармоничным, стал цельным и стал истинным диалектиком.
В этом огромная подкупающая сила Ефремова. Казалось бы, горизонты, содержание, образы романа «Туманность Андромеды» не укладываются ни в какие обычные измерения. Грандиозна фантастическая идея Великого Кольца Миров. Впервые сделана попытка многосторонне представить высокоразвитое коммунистическое общество, объединившее все человечество. «Одна из самых смелых и захватывающих фантазий во всей мировой литературе» — оценил книгу один из ученых. Действительно, в книге как бы прозревается сила разума, далекие перспективы астронавтики, кибернетики, биохимии, медицины.
Но так как в этом далеком Кольце человек истинно человечен, и страстная мысль писателя не устает напрягаться, чтобы проследить, представить, открыть новую полноту человеческого существования, — наше обыденное сознание начинает строить разнообразные мосты и мостики к тем далеким временам, непривычно умудряться будущим, как умудряются прошлым, смелее вязать в надежные узлы мечту и действительность.
Интересное совпадение: роман «Туманность Андромеды» вышел в тот же год, когда был запущен первый искусственный спутник. Были и критики романа, помню, кто-то написал бойкую статью: «Писатель И. Ефремов в Академии схоластики». А другой отклик имел еще более «цельный заголовок: «Туманность Андромеды» или бедуин перед верблюдом…» Конечно, с Ефремовым можно было и спорить. Но многие и многие, тысячи приняли книгу на ура. Помню, среди них был и известный авиаконструктор О. К. Антонов. «Я, человек техники, прочел роман дважды с большим интересом и огромным удовольствием, — писал О. К. Антонов. — Нравится все, особенно отношение людей будущего к творческому труду, к обществу и друг другу. Нравятся смелость, динамика и лиричность повествования. Книга окрыляет каждого человека, способного активно мечтать. Ради такого будущего стоит жить и работать». Роман с увлечением читали первые космонавты. Они наслаждались картинами далекого будущего, которое пожнет плоды всеобщей победы коммунизма. Им очень нравились описания межзвездных путешествий. «И люди там интересные, и проблемы затронуты большие, — говорил Гагарин, — нельзя читать без волнения». Это была тоже отличная нравственная зарядка для первых космических братьев!
…Вот я и думаю: что называется, одним приступом такую книгу, такую «горку» кинематографу трудно взять. Тут неизбежны ПОДСТУПЫ. Разве мы не бываем благодарны художнику, если он сделает «только» иллюстрации к роману? Разве не бывает нам интересна и эта, в чем-то ограниченная, «внешняя сторона»? Предположим, на первом подступе к киновоплощению романа Ефремова больше удались «отдельные иллюстрации», «живые картины», и за это спасибо; но в фильме не только это; отдельные картины связаны между собой, мысль развивается, есть забирающее зрителей действие, и повторю то, о чем сказал вначале: необычное оборачивается увлекающей правдоподобностью.
А что же не одолено? Прежде всего и больше всего внутренний мир людей, глубокая правда человеческих отношений.
Каждый герой Ефремова — это своеобразный «человек-оркестр». «Мвен Мас, физик и инженер, пишет психологическое исследование об эмоциях человека, их развитии. Он смотрит старые картины и фильмы, изучает скульптуры, знакомится со всем, где ярко отпечатались какие-либо следы человеческих эмоций. Свои впечатления он диктует роботу-секретарю. Машина запоминает их, перерабатывает, группирует по темам и проблемам, ищет их сцепление — словом, производит огромную часть работы, позволяя человеку целиком отдаться высшим творчесним операциям».
Вспомним еще роман: историк Веда Конг прекрасно поет, психолог Эвда Наль великолепно танцует, биолог Чара Нанди — поразительная певица и балерина. В обществе будущего инженер может создавать музыку, механик глиссера быть великолепным художником, оператор титанового рудника — замечательным пианистом.
По сути, в каждом человеке живет художник, это и есть одна из черточек действительного преодоления в себе «частичного человека».
Но, признаться, идя смотреть фильм «Туманность Андромеды», я и не помышлял о том, что художественное (именно художественное!) исследование, воплощение всех этих новых драгоценных черт на экране так сразу, легко дастся в руки. Если не быть очень лихим в критике, то, право же, поймешь, что и какой-то схематизм, особенно в первых фильмах подобного рода, неизбежен, и даже вкус тут не сразу обретается… Поэтому на что же я мог все-таки надеяться при встрече с фильмом, и какой упрек, при всех «принимая во внимание», по-моему, вполне правомерен?
Руководители постановки, по-моему, слишком облегчили себе задачу подбора актеров для картины, исполненной такой новизны. Надо было искать настойчивее, гоняясь не только за все-таки довольно примитивно понятыми «внешними данными»… Конечно, и эти данные необыкновенно важны — вспомним, например, у Ефремова: «Сто поколений чистой и сытой жизни предков отточили до высокого художественного совершенства гибкие и сильные линии тела женщины — самого прекрасного создания могучей жизни Земли». Как заманчиво это передать, но обязательно в гармонии с такими же гибкими и сильными линиями души! Может быть, где-то есть эти линии рядом с нами?..
Когда присматриваешься, например, к экипажу звездолета, ловишь себя на мысли: а не лучше ли в этих ролях оказались бы не профессиональные актеры, а, может быть, студенты, молодые инженеры, конструкторы, чей духовный мир реально наполнен сегодня будущим, о котором делается фильм, что не может не читаться в их лицах и в облике поведения?
Конечно, есть много спорного и в самой конструкции фильма, отборе эпизодов, и я не собираюсь сейчас мысленно перекраивать все. Но об одной принципиальной стороне дела нельзя не сказать. Мне кажется, что в таких фильмах особое, важное место должны занимать какие-то возвращения к прошлому, то, что мы называем ретроспекциями. Но это особые ретроспекции. Они «возвращаются» в наше настоящее, помогают глубже оценить его в долгой и сложной цепи исторических событий. Как интересно и полезно взглянуть на себя «оттуда»! Взглянуть на себя, взглянуть на Октябрь, на Ильича — недаром мы называем его истинным человеком будущего и действительно великаном диалектики… В конце концов, какие подвиги Геркулеса сравнишь с подвигами тех, кто жизнью своей и кровью своей переломил тысячелетний ход истории?
Книга Ефремова подводит и к этому. Вспомните: Дар Ветер в сложный, трудный час рассуждает с собой: «Разве он забыл про безымянных борцов за достоинство и свободу человека в древние времена, шедших на гораздо более страшное — пожизненное заключение в сырых подвалах, на ужасающие пытки. Да, те герои были сильнее и достойнее, чем даже его современники, готовящиеся совершить величайший полет в космос, на исследование далеких миров!»
И, наконец, вспомните, как по знаку Дар Ветра горящая волнением, очаровательная Веда читает свою удивительную лекцию — перед всеми мирами — о пройденном человеческом пути…
Увы, мы не слышали этого голоса в фильме. Но как нет романа «Русский лес» без страстной исповеди Вихрова, так нет «Туманности Андромеды» без волнующей оглядки на историю человечества, историю, рассказанную в романе Ведой…
Уже сегодня, как показало одно интересное исследование, предпринятое комиссией по научно-фантастической литературе Союза писателей Азербайджана, каждый восьмой рабочий, каждый седьмой студент, каждый пятый инженер, каждый третий школьник в некоторых классах предпочитает фантастику другим жанрам. Но что прежде всего ищут в ней? «Логику раскрытия тайны» — отвечает 91 процент школьников. «Парадоксальность» — отвечает почти половина инженеров и научных работников. «Новые технические идеи» — отвечает большая часть студентов технических вузов. «Острый сюжет» — отвечает половина рабочих. «Познание человека в необычных условиях», «структура будущего общества», «жизнь людей в будущем» — на этом сходятся многие из рабочих, школьников, учителей, студентов, научных работников…
Это исследование, несомненно, отражает интенсивный рост и интереса и требовательности к фантастической литературе. Но оно подстегивает и кино. Позволю себе еще раз связать это с «Туманностью Андромеды».
…Передо мной два характерных письма. Пишут очень взыскательные зрители этого фильма. Они резко критикуют недостатки картины. Но уже то, как близко к сердцу они принимают каждое режиссерское решение, любой образ, созданный артистами, и всю атмосферу фильма, говорит о том, что родился в нашей жизни зритель, нешуточный зритель, кровно заинтересованный в углубленной разработке темы будущего, что сегодня непросто «угодить» поклонникам ефремовского таланта и что в то же время эти увлеченные люди могут быть замечательными сотворцами, соискателями новых открытий в кинематографе, посвящающем себя будущему.
Вот как по большому счету «чинит суд», заинтересованный суд над фильмом первое письмо — инженера Б., написанное с откровенностью, которой всегда отличается писательская почта:
«Мне понравились в фильме частности — например, музыка, часть звукового оформления… Изображение кабинета Дар Ветра над водой. А главное…
Что, на мой взгляд, главное у Ефремова? Люди будущего! В какой-то мере — идеал, к которому постепенно будут идти поколения. Люди, которые давно расстались с мещанством, с эгоизмом, со стяжательством, карьеризмом, завистью, ревностью и пр. Люди с высоким сознанием своего долга, с развитым чувством ответственности, с глубокой эрудицией и широким кругом интересов. Однако в жизни этих людей есть свои глубокие проблемы. Это делает их жизнь наполненной, интересной, живой. Некоторые ошибаются, некоторые не выдерживают в трудные моменты, к ним приходят на помощь, общество становится еще крепче, еще совершенней. Ни в коей мере не исчезают проблемы социальные, нравственные, любви и т. д. И вот это — главное — слабо передано в картине.
Не показано богатство характеров людей далекого будущего…»
Теперь о другом письме, полученном от опытного пропагандиста М. Г. Главная его мысль — сочнее, ярче должно предстать социальное жизнеустройство далекого будущего.
Конечно, что-то в этих письмах бесспорно, что-то может быть оспорено. А представить всю зрительскую аудиторию — какое бесчисленное «надо было», «хорошо бы», «почему не показали» бродит сейчас во множестве голов, особенно молодых? Но на каждое «надо было», «хотелось бы» — может быть встречное, законное — «но как?», «но как?», «но как?». Тут не скажешь — «делай, как в жизни». Трудно постигать, изображать современника, а тут — сплошная езда в незнаемое, никаких эталонов, критериев. Извольте угадать то, что нельзя проверить жизнью, извольте обслуживать воображение, может быть, еще более различное у людей, чем их знания, привычки, поведение. Конечно же, не для защиты слабостей картины мной это говорится, но я убежден, что зрители обязаны больше «входить в шкуру» кинематографистов. А они много искали и много нашли, даже самое «простое» здесь не просто. Как будут одеваться, ходить, есть, не говоря уже о том, как будут мыслить, чувствовать, любить люди через тысячу лет! Каким может быть тогда звездолет, или еще проще — стол, стул? Попробуйте со вкусом, с умом, с фантазией ответить даже на это, особенно если и режиссерская «рука не набита», и актеров, пахавших эту целину, не найдешь, и технические средства туго выделяются в твое распоряжение, и киноадминистрация обрекает тебя на кустарщину, «давит» планом, сроками, заранее дешевит работу.
Говоря о последнем, хочется со всей определенностью высказать мнение, что коль скоро мы признаем нужность, острую своевременность научно-художественной фантастики на экране и не только как противовеса фантомасам, а и как серьезнейшего средства, помогающего движению человека в будущее, — нельзя делать ставку на то, что создатели их будут изворачиваться, в тысячный раз подтверждая, что голь на выдумки хитра, — материальные, организационные условия создания таких фильмов должны быть самыми благоприятными, это окупится!
Но как быть со многими другими трудностями? Возьмем за данное богатство личности режиссера, его желание и способность творчески разделить мечты, размышления фантаста. И в этом случае множество сложностей не рассеется. Любители слишком простых решений не затрудняются: привлеките научных консультантов. Они вам все объяснят: и какой должен быть звездолет, и какие лучи, и какие люди… Но консультанта не пригласишь даже из 2000 года, не только из 3000-го! А когда возможный консультант обнаруживает способность к художественной фантастике, он сам становится если не Циолковским — автором повести «Вне земли», то Обручевым — автором «Плутонии» и «Земли Санникова» или становится Ефремовым, а они редки, редки…
Все же «выход», какой-то залог совершенствования фильмов, о которых мы задумываемся, начинаем спорить, по-моему, можно видеть в том, чтобы они делались обязательно с вдумчивым привлечением какого-то круга умных, заинтересованных, глубоких друзей. Это может быть и энтузиаст-ученый. И философ. И тот пропагандист М. Г. или строгий критик — инженер Б., чьи письма я упоминал. И комсомольский публицист. И студенческий кружок фантастов. По одному отобранное ядро болельщиков будущего, в данном случае сумевших не только повседневным разумом, но и воображением прочесть Ефремова. Пусть это ядро на разных этапах, включая и готовый сценарий, и пробу актеров, и отснятый материал тактично и доброжелательно «консультирует» творческую группу. И, конечно же, мечтаешь о том, чтобы сам автор произведения, которое экранизируется, не уклонялся от того, чтобы быть самым терпеливым, самым дальновидным, действительно главным другом и советчиком картины.
Недавно мне довелось почти одновременно прочесть два интервью с писателями-фантастами. В обоих разговор шел не столько о будущем, сколько об окружающей действительности.
Большой американский писатель Рэй Бредбери отвечал на очень откровенный вопрос итальянской журналистки: «Почему американцев больше не любят в Европе и во всем мире, почему их нередко даже ненавидят?» Бредбери не уклонился от размышления над этим. Он заговорил о «присущей нам, американцам, слабости, как людям», с горечью отозвался о «рабах вещей», о том, что американцы всегда «нуждаются в упрощении идей», привыкли жить «по заранее составленным схемам», «чувствуют себя неудобно, имея дело с оттенками». Поэтому, кстати, они равнодушны к такому писателю, как Бернард Шоу.
«Мы слишком боимся коммунизма, — сказал затем Бредбери. — Из-за нашего страха перед коммунизмом мы не смогли наладить дружбу с Россией, мы поддержали Батисту, а не Кастро, Франко, а не антифашистов, мы повторяем теперь эти ошибки во Вьетнаме, а скоро повторим их во всех странах Латинской Америки, где мы помогаем подлецам, а не тем, кто голодает…». «Мы часто старимся, так и не став взрослыми», — говорил еще Бредбери. И все же «мы движемся к проблемам поумнения».
Интервью Бредбери помогает глубже представить себе, почему так много горечи, тревоги, я бы сказал, обидной односторонности в его мастерски написанных произведениях, почему они часто не идут дальше предостережений, лишены подлинной социальной смелости, глубокой нравственной веры в будущее человека…
И нельзя не сопоставить это интервью с другим — ответами Ивана Антоновича Ефремова на разнообразные вопросы журнала «Техника — молодежи».
На какой надежной и благородной почве строит свою непрерывно растущую требовательность к человеку и одновременно безусловную веру в человека, в его необыкновенные творческие и нравственные возможности Ефремов, исполненный мудрости и душевной энергии…
Именно богатством оттенков, неисчерпаемостью постижения истины — о чем так тоскует Бредбери, — остротой постигаемых противоречий блещет мысль Ефремова. Она порой дискуссионна. Не беда. Ефремов никогда не был приглаженным и робким. Он говорит о человеке, который бы «задыхался от жажды творчества, от жажды воплотить в образы слова, звуки, краски». Вот к какому пониманию коммунистического воспитания приходит Ефремов: «это вовсе не социальная надстройка», как мы думали раньше. «Это производительная сила общества».
Ефремов убежден, что занимающие сегодня многих и многих «пищевкусовые», «вещевые», «модные» проблемы постепенно будут отмирать. А не приведет ли это к некоторому аскетизму будущее общество? — спрашивают писателя. Но некоторый аскетизм не такое уж страшное зло, как кажется многим. Ведь мы не хотим, чтобы человечество превратилось в «огромный, разнообразный театр бытовой трагедии». И для этого человек должен самоограничивать себя.
«Мы должны наращивать аскетизм по мелким потребностям и наращивать потребность в более высоком, я бы сказал, высшем плане» — вот формула Ефремова.
Это высокое и высшее — не только в просторах интеллектуальной жизни, в беспредельности познания. Оно обязательно и в мире чувств, настаивает писатель, давно высказавший напугавшую некоторых идею Академии Горя и Радости. Воспитание более универсальное и, главное, более гармоничное, в том числе физическое воспитание, опять и опять занимает писателя. «Только упорядочение физического развития человека может снять необходимость всех этих хитрых операций на сердце, осушить реку лекарств, ежедневно выпиваемых человечеством».
Человек, логически, научно убежденный, что неизбежно «даже самые далекие звездные цивилизации окажутся у нас на расстоянии протянутой руки», очень обстоятельно размышляющий, скажем, о галактическом телевидении и других контактах с «звездными братьями», Ефремов неизменно подкупает нас тем, что не устает думать над психологией, нравами землян, и завтрашних и сегодняшних. И когда его спрашивают о такой сложной проблеме человеческого общежития, как «свобода и долг в любви», он остается неизменно серьезным и неизменно верящим в человека.
«Мне кажется, что любовь будущего должна научиться господствовать над нашей половой сферой… Человеческий разум весьма мощен. Природа создала его таковым с целью сбалансировать необычайно мощную половую систему… И уж если возникает разлад между свободой и долгом, если начисто забываются такие понятия, как воспитание, вкус, мечты, образование, если начинается примитивное и грубое давление на половые сферы, — тогда не трудно стать игрушкой в руках собственного безволия. Человечеству важно высвободиться из этого рабства, получить возможность регулировать эрос вместе с любовью. Такое высвобождение необходимо во имя красоты и свободы любви будущего».
Ефремов убежден, что не может быть психологической науки, если она не опирается на философское осмысление мира, и тысячу раз прав в этом… «Разные ученые и мыслители в разное время задавали себе и миру вопрос: каков критерий нормальной психологии? Творческий экстаз, фанатическая увлеченность любым делом, одержимость гениальной идеей — где здесь грань между нормальностью и психопатией?
Единственный критерий — общественное поведение человека. Его заботы о ближнем, о счастье людей. Все другое, что не связано с человеколюбием, — более или менее замаскированные честолюбивые устремления, завуалированный практицизм, растворенный в красивых словах эгоизм».
Вчитываясь в это недавнее интервью Ефремова, я думал о том, как интересна и счастлива наша возможность вновь иметь автора «Туманности Андромеды», так сказать, собеседником с экрана, встретиться с этими и другими его мыслями, воплощенными в краски, звуки, в картины, в образное слово.
Говорят, сейчас колеблются: продолжать «Туманность Андромеды» или нет?
Ведь то, что показано в вышедшем фильме, только первая часть, а по сути, главное в романе, в том числе то, что должно происходить на преображенной земле, — впереди… Можно испугаться трудностей дальнейшего поиска, смутиться лихой критикой одних, равнодушием и даже недоброжелательством (может быть, на почве узости кругозора, делячества или перестраховки) других и поставить точку. Во всяком случае, пока поставить.
Но для меня такого вопроса нет. Если первая часть «Туманности Андромеды» во многом — поражение, то это в определенном смысле прекрасное поражение, оно позволило разведать многообещающую целину, люди копят драгоценное умение говорить о завтрашнем дне, зажигать фары будущего… К самой суровой критике вышедшего фильма, безусловно, надо прислушаться. Это умудрит. В книги Ефремова надо еще больше вжиться, даже в чем-то споря с ним, глубже понять его. Может быть, это самое главное. А фильм продолжать.
Но дело не только в продолжении фильма.
Мы все в любой деятельности должны быть еще более чуткими, внимательными к притяжениям будущего.
Лицом к будущему! Душой к коммунизму!
1 Производство студии имени Довженко (Киев). По роману И. Ефремова. Сценарий В. Дмитриевского, Е. Шерстобитова. Постановка Е. Шерстобитова. Оператор-постановщик Н. Журавлев. Художник-постановщик А. Бобровников. Композитор Я. Лапинский. Звукооператор Н. Трахтенберг. Пиротехника — В. Вороной.
Смена. 1969. № 11(1009). 2-я страница обложки, с. 1–3.