Допустим на минуту, что сам покойный Герберт Уэллс посетил редакцию одного из наших толстых литературных журналов и положил на стол главного редактора рукопись, заключенную в нескольких темно-зеленых папках с шелковыми ленточками.
Можно поклясться, что главный редактор не стал бы в этом случае устанавливать, что представляет собой рукопись, предложенная Уэллсом: социально-бытовой ли роман типа «Бэлпингтон Блэпский» или научно-фантастический вроде «Пища богов», и не стал бы перенаправлять автора к В. Д. Захарченко («Техника молодежи») или к Н. В. Ильиной («Пионер»). Нет, он бы принял рукопись для напечатания в своем очень солидном журнале, несомненно представляющем ту самую «большую литературу», которая непроницаемой железобетонной стеною стоит на пути советских писателей — представителей научно-фантастического жанра.
Нельзя, конечно, не согласиться с утверждением Ю. Кагарлицкого, что мы, читая Уэллса в детстве, как бы совершаем вместе с ним путешествие в таинственное и неизведанное, в зовущий «мир непонятных вещей», а став взрослыми и вновь обращаясь к его романам, открываем в них то, что не сумели увидеть в детские годы. Но ведь, по-видимому, так обстоит дело не только с книгами Герберта Уэллса. «Войну и мир» мы с трепетным волнением читали в свои отроческие годы, и еще раз в юности, и потом много раз еще с начала и до конца, или просто из середины — с любой открытой страницы, всякий раз черпая из этого неиссякаемого источника новое, помогающее не только лучше понять жизнь, но и лучше жить.
Любое художественное произведение, если в нем кипит мощная смелая мысль, если оно жизненно-правдиво и несет в себе результат острой наблюдательности автора, не только может, но и должно легко преодолевать возрастные рогатки.
Примеров тому множество! Мне не хочется повторять общеизвестное, говоря о книгах Н. Островского, Аркадия Гайдара или о «Молодой гвардии» А. Фадеева. Лучше напомнить ту юношескую литературу, издаваемую лишь Детгизом или, в крайнем случае, издательством «Молодая гвардия», которая более чем охотно перечитывается людьми, достигшими вполне зрелого возраста. Скажем, романы Фенимора Купера или Вальтера Скотта, о которых так часто, так серьезно и так восторженно вспоминал в своих критических работах Белинский… Мы их читаем с превеликим удовольствием, невзирая на то, что и Купер и Вальтер Скотт давным-давно канонизированы как авторы романов для детей старшего возраста. По-видимому, привычное раскладывание литературы по полочкам — эта для взрослых, эта для юношества, а эта для подростков — частенько подвергается коррективам. К сожалению, на эти решительные поправки, сделанные самой жизнью, не всегда обращают внимание в наших издательствах и редакциях.
В армии советских писателей не так-то уж много смельчаков, подвизающихся в научно-фантастическом жанре…
Я не случайно назвал их смельчаками: надо обладать действительно незаурядной отвагой и железным упорством, чтобы через всю жизнь нести бремя своего пристрастия к литературному жанру, отнесенному критиками и литературоведами к «полупочтенному».
Представим себе, что не покойный Герберт Уэллс, а и поныне здравствующий, но уже убеленный сединами доктор наук и профессор, делящий свое время между наукой и литературой, принесет рукопись своего нового художественного произведения и положит ее на стол главного редактора толстого, серьезного журнала…
— Это ваша новая работа по высокочастотным установкам, профессор? Любопытно, чрезвычайно любопытно… — не без почтительности в голосе восклицает главный редактор и подкидывает на растопыренной ладони тяжелую, как кирпич, папку.
— Да нет, знаете ли… Это, так сказать, мой новый роман. «Зов Галактики»… Хотел попросить…
Но огонь в глазах главного редактора уже потух. Папка с рукописью ложится на самый край стола, как раз под руку ученому посетителю.
— Галактика?! В научно-фантастическом жанре?! М-м да… Это не наш профиль, дорогой профессор. Рекомендую обратиться к Катаеву в «Юность», а самое верное — в «Технику молодежи». Там любят этакие… завихрения…
И, честное слово, главный редактор — эрудированный литературовед или маститый писатель — понятия не имеет, что профессор, вместе с которым он заседает в разных обществах, комитетах и комиссиях, до «Зова Галактики» написал еще два романа, повесть и несколько рассказов — все в том же «полупочтенном» жанре.
Вот мне, например, пришлось говорить с рядом литераторов по поводу нового романа, написанного доктором биологических наук профессором Иваном Антоновичем Ефремовым, и только немногие из моих собеседников вспомнили, что Ефремов — автор большого, чрезвычайно своеобразного романа «Великая дуга» и многих превосходных повестей и рассказов, которые впервые стали печататься еще в 1942 году.
— Да, да… Что-то вспоминаю! Кажется, это он в одном из своих рассказов предопределил нахождение алмазных россыпей в Якутии! — воскликнул один ленинградский критик. — Говорите, интересно? Обязательно скажу сыну, чтобы подобрал весь комплект. Он у меня «Технику молодежи» выписывает.
Я сразу же хочу сделать оговорку. Журналы «Вокруг света», «Техника молодежи», «Наука и знание» — превосходные и интересные журналы! На них постоянная очередь в библиотеках, а в киосках Союзпечати их просто невозможно купить — в отличие от толстых, чисто литературных журналов, которые, увы, можно приобрести целым комплектом за весь год. Но они имеют особый гриф: «ежемесячный популярный производственно-технический и научный журнал»… Или: «ежемесячный научно-популярный»… Толстые же журналы называются литературно-художественными и общественно-политическими. А может ли иметь литературно-художественное и общественно-политическое звучание роман, сюжетной основой которого является, предположим, полет на Марс? По-видимому, не может, ибо ни в одном из ежемесячных наших толстых журналов на протяжении целых десятилетий не печатались романы и повести научно-фантастического жанра, написанные советскими писателями.
Больше того, чрезвычайно трудно бывает «продвинуть» даже маленькую рецензию на новую книгу А. Казанцева, И. Ефремова или В. Немцова.
Совсем недавно на мое предложение написать статью о романе И. Ефремова «Туманность Андромеды» один редактор, скептически усмехнувшись, переспросил:
— Говорите, взгляд в будущее?! Что будет через две тысячи лет?… Хм… Что-то не верю я в эти предсказания! Знаете что, напишите-ка вы лучше рецензию на какой-нибудь производственный роман. Договорились?
Нет, не договорились! Пора покончить с этой дурной традицией относиться к научно-фантастическому жанру, как к пасынку, и не пускать его на центральный стадион художественной литературы. Пора понять, что писатели имеют право на крылатую мечту, и право это тем более законно, что каждый новый год существования социалистического государства все шире раздвигает рамки человеческой мечты, делает ее, по существу, беспредельной.
На Западе научно-фантастический жанр получил особо широкое признание и популярность после того, как человеку впервые удалось добиться осуществления самоподдерживающейся ядерной реакции… Но мне думается, что выстрел из архаического шестидюймового орудия «Авроры», прозвучавший более сорока лет назад и возвестивший образование социалистического общества, первым стимулировал бесстрашие человеческого разума, безусловное право на реальные, а не маниловские мечтания о близком и далеком будущем человечества. Величайшими мечтателями-реалистами были Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Владимир Ильич Ленин. Они отчетливо видели завтрашний день человечества — коммунизм.
Кто-то из английских писателей сказал: «Все люди мечтают, но не все одинаково. Те, чьи мечты родятся ночью, в запыленных тайниках их душ, днем пробуждаются и видят, что грезы их были просто выдумкой. Но мечтающие днем — опасные люди: они могут с открытыми глазами следовать своей мечте, стремясь превратить ее в действительность».
«Мечтающие днем» — это коммунисты, миллионы и десятки миллионов людей, объединенных высочайшей идеей и неустанно, самоотверженно трудящихся во имя скорейшего осуществления этой идеи. Их мечта должна быть воплощена в яркие художественные образы и донесена до всего человечества.
«Подлинная научная фантастика, — пишет А. Казанцев, — способна бросать в умы людей зерна замечательных идей, она может по-настоящему приподнять завесу будущего».
В. И. Ленин еще задолго до Октября подсказывал писателю-утописту А. А. Богданову тему фантастического романа, полезного для пролетариата: «Вот вы бы написали для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма ограбили землю, растратив всю нефть, все железо, дерево, весь уголь. Это была бы очень полезная книга…»
Художественные произведения о близком и далеком будущем человечества тем более необходимы сейчас, когда некоторые рьяные поборники империализма пытаются превратить одно из величайших достижений цивилизации — расщепление атома — в ужасающую опасность, нависшую над всем человечеством, причем находится немало трубадуров, любовно и обстоятельно поющих о смерти, гибели и тлене, притаившихся во тьме грядущего и терпеливо поджидающих человека.
Некий Артур Кларк, член Британского королевского астрономического общества, говоря в одной из своих статей о возможной встрече человека с мыслящими существами какой-то иной планеты, писал:
«В литературе неоднократно изображались подобные роковые встречи. Многие авторы научно-фантастических романов с характерным для них отсутствием воображения использовали свои произведения в качестве предлога для описания конфликтов и ужасов, поразительно сходных с теми, которые омрачают страницы нашей собственной истории. Подобная позиция свидетельствует о полном непонимании основных действующих факторов».
Нельзя не согласиться с Кларком в его метком определении той тенденции, которая господствует в современной научно-фантастической литературе Запада. Но дело, конечно, не в отсутствии воображения — черте, характерной, по мнению Кларка, для писателей, авторов подобного жанра. Ведь и один из самых выдающихся писателей XX века, соотечественник Кларка — Герберт Уэллс, которого трудно упрекнуть в скудности воображения, в своих романах «Война миров» и «Первые люди на Луне» придавал действительно роковой характер предполагаемым встречам человека с мыслящими существами иных миров. И, конечно, отправной точкой для Уэллса в этом случае было его неверие в жизнетворность капиталистического строя с его эксплуатацией человека человеком, звериной жестокостью и эгоизмом. Не будучи марксистом, Уэллс неоднократно приходил к пессимистическому выводу о возможной гибели «всей современной цивилизации», если грянет новая мировая война (киноповесть «Облик грядущего»), и этим пессимизмом пронизал большинство своих научно-фантастических романов.
Что же касается современных западных писателей, подвизающихся в том же жанре, то их представление о будущем человечества не менее радужно, нежели высказывания шекспировского могильщика.
Приведу только несколько примеров.
В «Водах Вавилона» Бенета молодой дикарь посещает страшные развалины Нью-Йорка.
В повести Д. Уилльямсона «Со сложенными руками», как и в повестях и рассказах американского писателя Исаака Азимова, роботы — сложнейшие и точнейшие машины — вследствие ряда причин, вытекающих из особенностей капиталистического строя, не способствуют счастью людей, но, напротив, покушаются на него, делая жизнь «простого человека» еще более бесперспективной и безрадостной.
В переведенной на русский язык повести американского писателя Рэя Бредбери «451° по Фаренгейту», несмотря на ее высокогуманную основу и гневный критицизм, направленный против современного общественного строя в США, подчеркивается неизбежность новых, сверхразрушительных войн и ярко описывается их характер: «Город поднялся на воздух. Казалось, бомбы и город поменялись местами. Еще одно невероятное мгновение — новый и неузнаваемый, с неправдоподобно высокими зданиями, о каких не мечтал ни один строитель, зданиями, сотканными из брызг раздробленного цемента, из блеска разорванного в клочки металла, в путанице обломков, с переместившимися окнами и дверями, фундаментом и крышами, сверкая яркими красками, как водопад, который взметнулся вверх, вместо того, чтобы свергаться вниз, как фантастическая фреска, город замер в воздухе, а затем рассыпался и исчез».
Речь идет о каком-то огромном американском городе — Нью-Йорке, Чикаго или Бостоне, — в несколько секунд превращенном в груду пепла и мусора.
Все действие повести Бредбери проходит под аккомпанемент ужасающего рева черных реактивных бомбардировщиков, несущих на борту мгновенную гибель миллионам людей.
Правда, Бредбери разбросал по стране несколько десятков тысяч людей, преимущественно стариков, чья память стала сокровищницей уничтожаемых духовных ценностей, заставил взбунтоваться пожарного — поджигателя Гая Монтэга, показал светлый, как отблеск солнца, образ девушки Клариссы, то есть сделал мужественную попытку прорваться сквозь огненный круг обреченности, которым чреват завтрашний день Америки или, может быть (по мнению писателя), всей земли. Однако будущее от этого выиграло самую малость. Электронные «адские псы», гогочущие телевизорные стены, снотворные таблетки и, главное, рокот черных реактивных самолетов, чертящих небо… Бр-р-р!
Герман Вук в своих «Ломокомских записках» спешит обрадовать своих читателей, что живые существа, обитающие в глубоких пещерах на Луне и абсолютно схожие с людьми, изрядно обогнали человечество, записав в анналы своей лунной истории четыре всеобщие тотальные войны, где, помимо атомных и термоядерных бомб, успешно применялось еще более грозное оружие — «азотные облака». Теперь же, зловеще вещает Вук, изобретена «силиконовая реакция». Ее применение неизбежно превратит Луну в космическую пыль!
В небольшой повести Мюррея Лейнстера «Первый контакт» описывается встреча земного звездолета с кораблем иного мира. И вот оказывается, что оба корабля должны уничтожить один другого, чтобы не дать «чужим» проследить путь к своим планетам и избежать… агрессии. Правда, встретившимся в космосе звездным кораблям в конце концов удается избежать гибели, но тенденция, о которой упоминал Артур Кларк, у Лейнстера остается!
Мюррею Лейнстеру вторит в своих повестях Эрик Рассел. Мыслящие существа с Венеры или с какой-то иной планеты вторгаются в тела людей и завладевают ими. Опять агрессия!
В одной из наиболее крупных повестей английского писателя Эдмонда Гамильтона — «Звездные короли» — делается попытка показать человечество спустя двести тысяч лет. Люди расселились уже по многим планетам Галактики. Они достигли высочайших вершин научного и технического прогресса, но… все по существу осталось по-старому, по-земному, только беспредельно расширились масштабы. Образована Средне-Галактическая империя, есть Лига Темных Миров, берущая свое начало от фашистской Германии, существует королевство Лиры, и т. д. Заговоры, измены, подкупы, шпионаж, борьба за власть, чудовищные войны, политические перевороты и насилия, насилия над человеком, над его судьбой, над его совестью — вот что в бесконечно далеком будущем обещает своим читателям писатель Эдмонд Гамильтон.
Бегло перечисленные произведения различны и по масштабам дарования их авторов, и по писательскому почерку, и по силе представления воображаемого. Но у них единая социологическая и философская основа и, надо признать, очень убогая! Дело в том, что буржуазная философия пытается изображать пороки капиталистического строя как выражение самой природы мира и человеческого разума. Модные ныне течения позитивизма — «логический анализ», «семантическая философия» и прагматизм, — отрицая широту размаха и силу человеческого знания и человеческой деятельности, как правильно указывает Морис Корнфорт, «проповедуют релятивизм истины, бессилие разума, таинственность и непостижимость вселенной, иллюзорность социального прогресса». А с такими пристяжными далеко не ускачешь! И потому даже самые талантливые, прогрессивно настроенные писатели Запада в своих попытках заглянуть в будущее человечества не могут отрешиться, не могут уйти из плена ложных понятий и порочных представлений, порожденных капиталистическим строем.
Совершенно иначе представляется будущее нам. Коммунистическая партия неоднократно сурово осуждала идейно порочные рассуждения о «гибели всей цивилизации» в случае возникновения новой мировой войны. Не человечество и цивилизация, но капиталистический строй исторически обречен на гибель. Марксистская философия, помогающая нам лучше понять природу мира и место в нем человека для того чтобы быть в состоянии изменять мир, преобразовывать общество и безгранично расширять власть человека над природой, просвечивает, как лучом мощного прожектора, будущее. И в своих представлениях о завтрашнем дне человечества — коммунизме — мы отталкиваемся от близкой к нему и уже реально существующей формации, то есть от построенного нами социалистического общества.
Именно таким методом действовал ученый и писатель И. А. Ефремов, недавно написавший большой научно-фантастический роман о будущем коммунистическом обществе.
В пламенные послеоктябрьские годы разутые, раздетые, почти всегда голодные, мы представляли коммунизм как нечто ослепительное, само собой разумеющееся и весьма близкое… Вот наступит завтрашний день, и «за горами го́ря» предстанет перед нами «солнечный край непочатый»…
Мы как-то не задумывались над тем, каким оно будет, это коммунистическое общество, за становление которого на земле шли сражаться и умирать мои современники — москвичи, питерцы, туляки, сибиряки, украинцы… Верили, что оно будет прекрасным, и все тут!
Позже, изучая политическую экономию и диалектический материализм на рабфаках‚ в совпартшколах, на наспех организованных курсах, в кружках, мы, ознакомившись с работой Ф. Энгельса «Принципы коммунизма», страстно спорили об основных теоретических положениях этого замечательного труда, где каждая фраза по точности и законченности мысли может быть врезанной в мрамор веков.
Итак, познакомившись с работами классиков марксизма, мы составили достаточно ясное, но чисто логическое представление о коммунизме.
«Всеобщая ассоциация всех членов общества в целях совместной и планомерной эксплуатации производительных сил, развитие производства в такой степени, чтобы оно удовлетворяло потребности всех; ликвидация такого положения, когда потребности одних людей удовлетворяются за счет других; полное уничтожение классов и противоположностей между ними, всестороннее развитие способностей всех членов общества путем устранения прежнего разделения труда, путем производственного воспитания, смены родов деятельности, участия всех в пользовании благами, которые производятся всеми же, и, наконец, путем слияния города с деревней — вот главнейшие результаты ликвидации частной собственности».
Я умышленно привожу эту выдержку из «Принципов коммунизма», чтобы показать, какие широчайшие творческие перспективы раскрывает труд Энгельса перед писателями нашего времени, когда многое, предначертанное Энгельсом, воплотилось в действительность, когда недавно еще далекая мечта стала былью. Однако ни один из нас не рискнул воплотить в систему художественных образов великую и в то же время абсолютно реальную мечту сотен миллионов людей о коммунизме. Никто из художников слова, если не родившихся, то уж во всяком случае сформировавшихся за десятилетия строительства социализма, не взял на себя смелость показать «солнечный край непочатый».
А вот Николай Гаврилович Чернышевский девяносто пять лет назад, находясь в душном, темном каменном мешке — каземате Петропавловской крепости, увидел свою мечту, увидел далекий завтрашний день и смело и горячо рассказал о нем в снах Веры Павловны… Не потому ли самый великий, самый бесстрашный мечтатель Владимир Ильич так любил «Что делать?» Чернышевского?
Наши писатели неоправданно долго и упорно молчали.
Но вот, наконец, один из них — Иван Антонович Ефремов — сделал смелую и благородную попытку показать далекое будущее человечества — коммунистическое общество через две тысячи лет.
Он написал роман «Туманность Андромеды», относительное представление о котором мы составили по тем вырванным из романа и значительно урезанным главам, которые были напечатаны в журнале «Техника молодежи» за 1957 год.
Конечно, «Туманность Андромеды» принадлежит к научно-фантастическому жанру. Роман соткан из предположений, догадок и домыслов, которые, хотя и прочно опираются на теоретический базис марксистской философии, с одной стороны, и на практический опыт социалистического государства, с другой, все же остаются в пределах сияющей, но еще не осуществленной мечты.
Но главное в романе Ефремова — как раз не то, что представляется главным «знатокам» этого жанра…
Роман начинается с возвращения тридцать седьмой звездной экспедиции на Землю. Звездолет первого класса «Тантра», развив субсветовую скорость, мчится по направлению к нашей солнечной системе. И уже там, где происходит действие, на расстоянии пятидесяти биллионов километров от Земли, Ефремову дается заставить читателя поверить в абсолютную реальность (или, если хотите, — возможность!) происходящего. Точно описан звездолет, пульты управления, анамезонные двигатели с их вихрящимся, непостижимо ярким пламенем, гемисферные экраны и прочая многогранная, изумительная техника будущего. Сильно написаны Ефремовым «космические пейзажи».
Но все, связанное с полетами в космос, все, что происходит с участниками экспедиции, когда звездолет, лишенный горючего, оказывается в сфере притяжения гигантской потухшей звезды, когда «почти физически ощущался зов железной звезды, реальная сила ее черной массы, гнавшейся за теряющим свою мощь кораблем», и что так увлекательно и ярко рассказано Ефремовым, — имеет лишь второстепенное значение и, я бы сказал, выполняет в романе служебные функции.
Генеральной, ведущей темой романа остается мечта писателя о жизни людей в эпоху коммунизма, достигшего высшей стадии своего развития.
В «Туманности Андромеды» есть глава, носящая на первый взгляд странное название — «Симфония Фа-минор ЦТ4 75 МЮ».
В главе этой, посвященной раздумьям автора о путях подлинного искусства, повествуется и о том, как была воспринята Дар Ветром — одним из главных героев романа — симфония в тональности синего цвета, созданная знаменитым композитором Зиг Зором. Финал ее таков: «А там плескался сияющим, необычайно могучим, радостным и ясным цветом синий океан высоких, кристально чистых звуков. Их тон все повышался, и сама мелодия стала неистово крутящейся, восходящей спирально, пока не оборвалась на взлете, в ослепительной вспышке огня…»
Симфония эта, посвященная становлению человечества, отражающая первобытную борьбу жизни с энтропией, безмерный путь в необъятность, пробитый человеческим разумом, как нельзя лучше конденсирует содержание романа, лейтмотивом которого звучит гордость и восхищение Человеком. Забегая вперед, могу сказать, что роман обрывается на непомерном взлете, в ослепительной вспышке торжества разума: Земля впервые приняла и расшифровала сообщение из неведомых миров галактики Туманность Андромеды, отправленное два с половиной миллиона световых лет назад.
И в ответ на печальную констатацию заведующего Внешними станциями Юний Анта, что «пока наши галактики не могут еще ни достигнуть друг друга, ни обменяться сообщениями», из уст молодого физика Рен Боза вырывается гордый и уверенный ответ: «Смогут!»
В зарубежных откликах на появление «Туманности Андромеды» Ефремова говорится много лестных слов по поводу могучей фантазии автора и гуманистической направленности его творчества. Утверждается, что на основании идей Эйнштейна, для которого пространство является физической реальностью‚ как материя и энергия, наиболее крупные авторы научно-фантастических романов — Ефремов, француз Карсака («Выходец из ниоткуда») и американец Ван-Фогт ( «Приключения А») — создали новую науку о «гиперпространстве», или о «нулевом пространстве», и тем самым беспредельно раздвинули границы для человеческого разума. Это, безусловно, справедливо! Однако замалчивать социальную сущность романа Ефремова — значит не понять или не захотеть понять (что более правдоподобно!) коренного отличия его фантастики от фантастики крупнейших западных писателей этого направления.
То, что для них является едва ли не сюжетной основой — агрессия, опустошающие войны с применением термоядерного оружия, гибель цивилизации, столкновение миров и прочие «ужасы», — полностью отсутствует в «Туманности Андромеды».
Невольно вспоминаются слова Никиты Сергеевича Хрущева, сказанные им на встрече с виднейшими представителями советской интеллигенции: «Нашим противникам не нравится оптимистический, жизнеутверждающий характер советского искусства. Они хотели бы, чтобы наши писатели, художники, композиторы и другие творческие работники скептически мрачно смотрели на жизнь. Но мы не уступим нашим идейным противникам ни пяди».
Именно так! Ни пяди не уступить нашим идейным противникам, пытающимся отравить мечту человечества о будущем ядом скепсиса и пессимизма, сделав ее бескрылой и инертной!
Ефремов повествует о том будущем, когда «все силы общества, расходовавшиеся ранее на создание военных машин, содержание не занятых полезным трудом огромных армий, политическую пропаганду и показную мишуру, были брошены на устройство жизни и развитие научных знаний».
Только из лекции историка Веды Конг, предназначенной для мыслящих существ иных миров нашей галактики, узнаем мы трагические стороны истории человечества.
Эра «Темных веков» — эпоха феодализма, когда три могучие религиозные системы (христианство, буддизм и исламизм) пытались задавить примитивный материализм, берущий свое начало от язычества… Эра «Расщепления» (распадающаяся на периоды: «Лета войны», «Лета лжи» и «Лета смятения») — эпоха сосуществования мощного содружества социалистических стран с государствами загнивающего капитализма….
Затем эра «Мирного воссоединения» с периодами: «Лета разных языков», «Лета скорости», «Лета бедной энергетики» и эра «Общего труда» с «Летами переустройства», «Летами изобилия», когда творческий труд стал необходим каждому человеку как воздух и, наконец, эра «Великого кольца», когда человечество глубоко проникло в космос, установило взаимосвязь с мыслящими существами иных миров и когда разум начал штурм косной материи.
И мне кажется, что Ефремов чрезвычайно убедительно доказывает, что только при коммунизме, победившем на всей Земле, возможно такое единство и такая целеустремленность разума и воли сотен миллионов людей, населяющих планету.
Очень обстоятельно и живописно повествует он о тех коренных переустройствах планеты, которые осуществлены коммунистическим обществом. Проведено полное перераспределение жилых и промышленных зон планеты. Поселения — целая непрерывная цепь их — расположились вдоль тридцатых градусов широты в северном и южном полушариях. Таким образом, все жизненные центры оказались сосредоточенными у берегов теплых морей, в зоне мягкого климата без зимы. К северу — гигантская зона лугов и степей с бесчисленными стадами домашних животных… Легкие башни, откуда ведется постоянное наблюдение… «С высоты семидесяти метров просматривался огромный участок степи, до границ видимости соседних башен. Там велось постоянное наблюдение за стадами и учет кормовых запасов. Зелеными концентрическими кольцами лежали на степи дойные лабиринты, через которые два раза в сутки прогоняли молочные стада. Молоко, нескисавшее, как у африканских антилоп, сливалось и замораживалось тут же, в подземных холодильниках, и могло храниться очень долго».
Вот такие совершенно конкретные и очень точные описания, щедро разбросанные Ефремовым по всему роману, помогают преодолеть или во всяком случае отепляют ту абстрактную схематичность, которая обычно характерна для произведений подобного жанра…
Но пойдем дальше. В зоне тропиков сосредоточено производство растительного питания и различной древесины. Давно уже налажено производство искусственных жиров, сахара, витаминов. При помощи старых запасов термоядерных материалов с опасным жестким излучением изменен климат планеты: уменьшились ледяные шапки на полюсах Земли, ослабли ураганные ветры и бури, поднялся уровень воды в океанах, до шестидесятых параллелей дошли южные теплые степи.
Но установление коммунизма как наиболее совершенного строя на Земле, приведшее к максимальному и гармоничному развитию всех производительных сил, не могло лишить и не лишило человечество самого жизнетворного импульса — искать и преодолевать.
В эру «Великого кольца», когда высочайшая техника эпохи коммунизма принесла человечеству вооружение, необходимое для проникновения в космос, когда Земля включилась в «Великое кольцо» миров, населенных разумными существами и связанных между собой, перед человеком воздвиглась новая задача, так прекрасно сформулированная автором и вложенная им в уста Веды Конг, выступающей по «Великому кольцу»: «Мы зовем вас, новые братья, — сливайтесь с нами в «Великом кольце», чтобы нести во все концы необъятной вселенной могучую силу разума, заменяя им власть косной, неживой материи».
Превосходные, мужественные слова! Они становятся отправной точкой для попытки решить новую сверхзадачу…
Ефремов, как уже было сказано выше, переносит нас на два тысячелетия вперед, в эпоху, когда завоевание космоса становится задачей столь же естественной и закономерной для человечества, как, скажем, освоение целинных и залежных земель в наше время.
Но и эти звездолеты, прокладывающие трассы через тьму космоса к Веге и Сириусу, звездам, сравнительно близким к нашей солнечной системе, не в состоянии преодолеть непобедимые пространства вселенной… Ведь только для того, чтобы преодолеть черный прогал пустого пространства, отделяющий окраинную ветвь спирали Галактики, где находится солнечная система, от соседней, понадобилось бы четыре тысячи световых лет!
В Академию Пределов Знания поступают странные картины и представления, посланные из безмерной дали — из колоссальной обитаемой области, расположенной вокруг центра нашей Галактики, и из шаровых скоплений. Эти символы еще непостижимы для человеческого ума, ибо те миры в своем развитии перегнали Землю на миллионы лет! Значит, примириться? Значит, ограничиться, по выражению начальника звездолета Эрг Ноора, «топтанием на крохотном пятнышке, диаметром в полсотни световых лет»? Значит, согласиться с тем, что прекрасное видение людей планеты Эпсилон Тукана навсегда останется лишь отблеском трехсотлетней давности, отблеском братьев людей Земли, давно настигнутых смертью?
Один из главных героев романа — Мвен Мас, — наделенный наиболее необузданной и неустрашимой фантазией, с горечью говорит Дар Ветру: «Время — вот необоримый гнет всего живого, эфемерного, «быстротекущей жизни», как говорили древние поэты. Вы были на раскопках… Разве миллиарды безвестных костяков в безвестных могилах не взывали к нам, не требовали и не укоряли? Мне видятся миллиарды человеческих жизней, у которых, как песок между пальцев, мгновенно утекла молодость, красота и радости жизни… Они требуют раскрыть великую загадку времени, вступить в борьбу с ним! Победа над пространством и есть победа над временем — вот почему я уверен в своей правоте и величии задуманного дела!»
А дело, задуманное Мвен Масом и его другом физиком Рен Бозом, действительно грандиозно. Оно почти не укладывается в представления нашего современника, человека XX века. Речь идет о постановке опыта по преодолению пространства. И хотя опыт этот окончился почти полной неудачей и стоил, кроме гигантской затраты энергии Земли, еще и гибели спутника Земли и, главное, нескольких человеческих жизней, — Совет Звездоплавания, Контроль Чести и Права, общественное мнение планеты оправдывают неустрашимых искателей: «Сокрушительная неудача опыта, — говорит председатель Совета Звездоплавания Гром Орм, — послужит уроком. Однако несомненно и польза опыта. Она отчасти возмещает материальный ущерб, так как теперь эксперимент поможет разрешению множества вопросов, о которых только еще начинали думать в Академии Пределов Знания».
Действительно, воодушевленные бесстрашным порывом разума Мвен Маса и Рен Боза, рискнувших занести руку на величайшую загадку времени и пространства, ученые и исследователи ставят на всенародное обсуждение свои смелые проекты, вроде титанической идеи Ивы Джан повернуть ось Земли, придав ей наиболее желаемое положение.
Человеческий разум не имеет границ, — гордо и вдохновенно утверждает И. А. Ефремов на каждой странице своего интереснейшего романа.
По радио передали сообщение о новой электронной счетной машине, которая будет изготовляться на одном из наших заводов.
— Слышишь? — спросила меня жена.
Я махнул рукой.
— Ничего интересного такая машина теперь не представляет. Она архаична по своим принципам… — начал я и вдруг поймал себя на том, что оцениваю эту счетную машину, исходя из победоносного технического прогресса того далекого будущего, куда властно увел меня за собой роман И. А. Ефремова.
И тут мне представляется необходимым поговорить о некоторых особенностях «Туманности Андромеды».
В «Технике молодежи» были опубликованы читательские отзывы на роман, или, вернее сказать, на выдержки из него, напечатанные в журнале.
Некто Э. Вудлей из Англии, ознакомившись с «Туманностью Андромеды», писал, что «ощущение от вещи в целом такое, что она находится на много более гуманном ровне, чем какая-либо из западных научно-фантастических книг, которые я читал до сих пор. Это зависит от вашего иного взгляда на будущее».
Э. Вудлею удалось, как говорится, заглянуть в самый корень. Роман Ефремова, действительно, насквозь гуманистичен, причем гуманистичность эта вытекает из нашего, советского, коммунистического взгляда на будущее.
Ефремов не только гордится своими современниками, людьми новой формации, утвержденной Октябрем 1917 года. Он сурово к ним требователен.
Я вспоминаю одно из высказываний автора романа: «Очень много сложных проблем стоит перед человеком, тем более сложных, чем выше будет организация общества. И главнейшая из них — это формирование нового человека с новым сознанием, чьи индивидуальные желания почти никогда не разойдутся с нуждами общества».
Такими людьми высочайшего сознания увидел И. А. Ефремов наших потомков, людей будущего коммунистического общества. И не только увидел сам, но и сумел показать читателю. И не только показал, но и заставил ощутить тепло их крепких ладоней, услышать тревожное или радостное биение их сердец, на себе испытать покоряющую силу их разума. Со страниц романа сошли и окружили читателя командир «Тантры», романтик звездного мира Эрг Ноор и его преданная, нежная и такая отважная подруга Низа Крит, гораздо более «земной», полный веселой, чуть бесшабашной удали Дар Ветер, умница Эвда Наль, бесстрашный в своих исканиях Мвен Мас, чудесная представительница Земли — историк Веда Конг и многие другие. И это вовсе не рупоры, не микрофоны, с помощью которых автору легче изложить ту или иную новую техническую идею или научное предвидение, но живые люди, показанные в динамике развития, в непрерывном духовном росте и совершенствовании.
Это ведь чертовски трудно — показать во плоти и крови людей, которые будут жить на Земле через два тысячелетия! А Ефремову это удалось. И удалось, как мне кажется, только потому, что люди будущего, выдуманные Ефремовым, несут в себе духовные черты невыдуманных людей нашего времени — Сергея Кирова и Феликса Дзержинского, Николая Островского и Зои Космодемьянской, Валерия Чкалова и Ульяны Громовой, тысяч и тысяч тех, кто сейчас идет впереди.
Этот неугасимый огонь души приближает к нам людей далекого будущего, делает их близкими и почти понятными. Да, они прекрасны лицом и телом — эти далекие наши потомки, ибо «сильная деятельность разума требует могучего тела, полного жизненной энергии…» Духовное и физическое развитие их совершенно гармонично, и крупнейшие ученые выходят победителями спортивных соревнований или поражают слушателей прелестным, задушевным голосом и огромным вокальным мастерством, подобно Веде Конг.
Ефремов все время подчеркивает гигантскую решающую силу коллектива, его воздействие на отдельную личность. Мвен Мас, размышляя о прошлом, думает, что когда-то «каждый момент судьба человека могла измениться самым резким образом, обрекая на крушение его планы, надежды и помыслы, потому что в древности слишком многое зависело от отдельных людей, а не от крепкого механизма совершенно устроенного общества».
И главное, с чем еще приходится бороться людям будущего, — это эгоизм, отголоски себялюбия…
«Мы старались, — говорит психиатр Эвда Наль, беседуя со школьниками, — научить вас гораздо большему счастью отказа, счастью помощи другому, истинной радости работы‚ зажигающей душу. Мы помогли вам освободиться от власти мелких стремлений и мелких вещей и перенести эти стремления в высшую область — „Знания и искусства“».
А Эрг Ноор приходит к пониманию собственной неправоты: да, «он неправ в своей погоне за дивными планетами синих солнц и неверно учил Низу! Полет к новым мирам не ради поисков открытия каких-то ненаселенных, случайно устроившихся сами собой планет, а осмысленная, шаг за шагом трудовая поступь человечества по своему рукаву Галактики, победное шествие знания „красоты жизни“».
Именно в силу этого понимания Эрг Ноор сознательно совершает подвиг высшего накала — во имя Земли навсегда расстается с нею, чтобы совершить экспедицию на планету далекой циркониевой звезды.
«— Отказавшись я утратил бы не только Космос, но и Землю», — говорит он Веде Конг в минуты прощания.
Вновь и вновь возвращается Ефремов к волнующей его мысли. Вот Дар Ветер приходит к выводу: «Совершенные формы построения общества, называвшиеся уже очень давно социализмом и коммунизмом, — это не просто количественное накопление производительных сил, а качественная ступень, потребовавшая серьезного идейного воспитания людей… чтобы они оказались в состоянии управлять новыми экономическими отношениями и необычайно усложнившимся производством… Новые общественные отношения без новых людей так же немыслимы, как новые люди без этой новой экономики…»
Владимир Ильич Ленин учит, что люди избавляются от пережитков старого строя в их сознании и, следовательно, становятся людьми новой формации не сразу, не по указу и постановлению, а в результате длительной, неустанной, терпеливой воспитательной работы в народных массах.
Этому положению Ленина в значительной степени посвящен и роман Ефремова с его страстной заинтересованностью в судьбах людей грядущих столетий.
И потому, что не величайший прогресс техники и не гигантский взлет науки становятся основным стержнем романа, но становление человека эпохи коммунизма, «Туманность Андромеды» получает то особое гуманное звучание, которое радостно отмечает английский читатель Э. Вудлей.
Я не задавался задачей обстоятельно разобрать роман И. А. Ефремова. В своих заметках о нем мне лишь хотелось подчеркнуть значение «Туманности Андромеды» как едва ли не первой серьезной попытки наших писателей заглянуть в будущее, то есть в эпоху коммунизма, который мы строим.
Заодно мне хотелось еще подчеркнуть и все растущее значение научно-фантастического жанра, несправедливо «выведенного» из большой литературы. Это тем более нелепо в наши дни, когда коллектив советских ученых, инженеров и рабочих пробил окно в космос, забросив на огромную высоту чудесное творение рук человеческих и когда не таинственная лодка капитана Немо, а советский атомный ледокол «Ленин» будет месяцами без захода в порты бороздить безбрежные просторы Ледовитого океана.
И. А. Ефремов построил грандиозный дворец будущего и широко распахнул его двери… Там высокие залы с озонированным воздухом, сохраняющим запахи морского прибоя и расцветших весенних цветов. Там с солнечным светом соперничает ослепительный и в то же время мягкий свет, льющийся откуда-то сверху из искусно скрытых в потолках источников.
И в этом свете — самое прекрасное, что есть в природе и искусстве, — человек в его совершенном духовном и физическом развитии, и блеск мечты в его взгляде, и улыбка радости на устах.
Быть может, мы не одобрим внутреннюю отделку некоторых помещений, а коридор, по которому мы пойдем, покажется нам недостаточно просторным…
Совет Экономики, Академия Горя и Радости, Академия Производительных сил, Совет Звездоплавания, Контроль Чести и Права…
Ну а если структура общества будет иной? Что ж, ведь Ефремов не ясновидящий и не прорицатель, а всего лишь ученый и писатель первой страны социализма. Возможно, что многое будет выглядеть иначе, вовсе не так, как видится писателю!
Но вот что безусловно. «Туманность Андромеды» — не плод «ночных мечтаний», беспочвенных и расслабляющих. Это «дневная», крылатая мечта нашего современника, это мужественный вдохновенный гимн будущим поколениям человечества, построившим на всей Земле коммунизм.
Hева. 1958. № 7. С. 204–208.