ИНТЕРВЬЮ ИЗ АКАДЕМИИ 
ГОРЯ И РАДОСТИ

 

ИВАН ЕФРЕМОВ (СССР) — ученый-палеонтолог, один из самых известных советских фантастов. Его роман "Туманность Андромеды" переведен и издан во многих странах мира.

За последние годы в западной литературе утвердилась мысль о том, что научную фантастику пора освободить от эпитета «научная». Некоторые литературные течения в Америке, возглавляемые небезызвестным Г. Эллисоном, в своем стремлении обрести «чистую», «дистиллированную» фантастику идут еще дальше: заявляют о тормозящем влиянии науки на фантастический жанр. Чем же должна быть фантастика в представлении сторонников ее «сверхчистоты»! Ирреальным, полубезумным отражением мира в человеческом «я».

Но против подобных попыток погрузиться в океан химер и безумий великолепно сказано было еще в древности: «Мудрость безумного — на краю мира; мудрость разумного — перед глазами его». Всякие поползновения разъединить науку и фантастику мне представляются совершенно неправомерными, архаичными.

Как возникла научная фантастика? Почему она столь бурно расцвела именно в XX веке? Именно потому, что она — своеобразное зеркало развития науки, символ все большего расширения научного познания мира, показатель деградации религий. Я говорю «религий», ибо не только христианская, иудаистская религия или ислам деградировали в XX веке. В равной степени это относится и к брахманизму, и н буддизму.

Изъять науку из фантастики — значило бы возвратиться к фантазированию дорелигиозного типа, к кострам палеолитических пещер, где бывалые охотники рассказывали страхи про крылатых драконов и белых единорогов. Любопытно, что «чистая» фантастика, публикуемая на Западе, мало чем отличается от подобных вольных измышлений, герои ее летают на драконах, попадают в нереальные общества на какие-нибудь первобытные планеты, сами при этом обращаясь в дикарей. Нарушается логика, причинность, диалектика, все летит в тартарары во имя отрыва от науки. Можно не сомневаться, что это мнимое освобождение не приведет литературу ни к чему другому, как к деградации. Точно так же, как и бездумное использование плодов науки и роста материальных ценностей.

Человечество медленно освобождается от тяжелого механического труда. Настанет время — и в мире исчезнут представители так называемой «черной работы», как исчезли в нашей стране бурлаки, землекопы, кочегары паровозов и т. д. Не сомневаюсь, что в будущем материальные блага станут производиться в замкнувшемся кольце технологии — автоматами, роботами, электронновычислительными машинами, — а человек целиком отдаст себя творчеству. Наверное, это единственный выход из тупика, в который может завести наша материальная цивилизация. Потому что само по себе производство материальных ценностей ни о чем еще не говорит. К примеру, существуют на Земле обетованные уголки, где у каждого жителя — и телевизор, и холодильник, и автомобиль. Но буржуазные любители статистики забывают почему-то о том, что «вещные» приметы благополучия чаще всего соседствуют с равнодушием, самоубийством, безразличием к искусству, эмоциональной аморфностью, психической неполноценностью.

Я убежден: вовсе не обязательно мерить уровень культуры человечества (как и отдельных стран) по материальному производству. Так, например, чтобы понять, какой грандиозный путь проделало наше государство за полвека, достаточно сравнить СССР и Америку по количеству врачей, артистов, ученых. Уж если сопоставлять, то по приметам культуры, по признакам духовного развития. Не только по нефти, электроэнергии, машинам, магнитофонам, электробритвам, жевательным резинкам, но и по Плисецким, Шостаковичам, Вавиловым!

Впрочем, само по себе желание освободиться в творчестве от научных оков не столь уж примитивно. В какой-то мере оно отражает на Западе известное разочарование в науке: не в смысле ее могущества, возможности новых открытий, создания новых химических соединений, космических полетов и т. д., а разочарование в ее общественной благости, в гуманизме. Причина ясна: без соответствующей философии наука не может быть силой, направленной на устройство лучшего общества. И там, где этой общественной философии нет — речь идет о странах капитала, — разочарование в науке приняло колоссальные размеры.

Вместо ожидаемых от ученых рекомендаций на самое ближайшее время: что делать с загрязнением вод, с нехваткой питьевой воды, с перенаселением, с эрозией почв, с истощением лесных запасов, со студенческими бунтами, с бедностью, с голодом, — люди получают сомнительные заверения облагодетельствовать бытие путем постижения законов макро-и микромира. Легко нарисовать на ватмане огромный серебряный пузырь, в коем — в тепле и радости — будут вращаться когда-либо все планеты солнечной системы. Гораздо труднее попытаться найти меры против заражения вод океана отходами американской атомной промышленности.

Страх перед атомной бомбой, моральная пустота, отсутствие морально-этической базы у буржуазной науки заставило многих западных писателей отмежеваться от знания, уйти в область чистого вымысла, создавать там воздушные замки.

Что я думаю о современной научной фантастике? Мне кажется, за последние годы мировая фантастика несколько отклоняется в сторону мелкотемья. Причина этого бедствия — погоня за мнимой развлекательностью. Однако нет никакого сомнения, что научная фантастика может быть литературой крупных тем — социальных, моральных, этических, — основанной на влиянии и внедрении науки в человеческое существование, в человеческую душу. Фантастика — это летопись из Академии Горя и Радости будущего. Она должна противостоять литературе извращений, массовых психических заболеваний, гибели мира, гибельного влияния необычайных изобретений или других планет на судьбы людские, должна противостоять безумию, облаченному в тогу творчества.

Вернемся к началу наших заметок. С чего началась научная фантастика? С романов, посвященных открытиям на нашей земле. В прекрасных произведениях Жюля Верна наука — полноправный, полнокровный персонаж. Заслуга великого фантаста не в том, что он создал «Наутилус», а в том, что обрисовал научные предпосылки путешествий сквозь океаны. Будем же и мы следовать великому примеру: посвятим свое вдохновение не сказкам, не бесплодным мечтаниям, даже не техническим пророчествам, — вдохновение свое посвятим расширению границ познания мира человеком и человеку, создающему свое будущее на основе этого познания.

Я помню, как дрожащими пальцами прикладывал тонкую проволочку к кристаллу детекторного радиоприемника, удивляясь, изумляясь, как может из этих железок и винтиков вытекать музыка. Во время своих сибирских путешествий я ездил на тройках, на почтовых, на перекладных. А молодежь сейчас бесшабашно поет: «Заправлены в планшеты космические карты...» — и запросто созерцает на экране движение лунохода, обходящего лунный кратер. Я не прожил и века, а, как видите, и на лошадях трясся, и на паровозах ездил, и на реактивных лайнерах летал.

Все эти перемены не прошли даром для земного шара. Он съежился, как проколотый футбольный мяч, он стал привычным, обжитым. Почти не осталось тайн, удаляющихся как бы за горизонт при приближении к нему. Они, эти тайны, лежат более глубоко, чем те, которые пришлось открывать нашему поколению.

Обращаясь к молодежи, я хочу повторить: дерзайте! Вам придется проникать с помощью циклопически громадных машин в глубины вещества, врываться в дебри земной коры, высаживаться на дальних планетах. Не грустите, что милая старая романтика непознанной Земли ушла от вас. Вместо нее родилась романтика, требующая гораздо большего напряжения сил, гораздо больше подготовки, психологической и физической, романтика проникновения в значительно более глубокие тайны познания.

Будьте готовы к испытаниям. Пусть вам удастся войти в Великое Кольцо Будущего. Речь идет об ответственности перед всем народом, государством, а поскольку я уверен, что коммунистическое общество охватит все человечество неизбежно, то и перед человечеством.

Источник:

Техника-Молодежи. 1971. № 1. С. 19.