ГЛАВА II

Начиная эту главу, я считаю себя обязанным прежде всего признаться, что я совершенно не согласен с тем, что написано в предыдущей главе. Я не разделяю взглядов анатомов на предстоящую судьбу человека и не думаю, «что его скелет даже в очень далеком будущем может принять такие уродливые формы, какие пророчествуют они (рис. 334). Я вполне убежден, что все то, что анатомы с такой уверенностью предсказывают человеку в будущем, с ним никогда не случится …

… Эволюционное развитие человека, начавшееся стадией питекантропа, протекало, разумеется, в непосредственной связи с окружающей средой. Pithecanthropus входил в состав соответствующего биоценоза и эволюционировал в зависимости от него и вместе с ним.

Существование каждого питекантропа полностью зависело от того, в какой мере он мог добывать себе достаточное количество пищи и защищать свою жизнь от врагов. Это делало его обычным членом того биоценоза, в состав которого он входил, заставляло вести тяжелую борьбу за существование и подвергаться наряду со всеми другими животными беспощадному естественному отбору. Но в отличие от всех окружающих животных питекантроп вел борьбу зa жизнь не при помощи зубов и когтей, а при помощи искусственных, хотя и очень примитивных, орудий защиты и нападения. При этом сила его вооружения зависела не столько от технических качеств орудий, сколько от умелого их применения. Иными словами, могущество искусственных орудий в значительной степени зависело от интеллекта того, кто ими владел. Поэтому естественный отбор на первых этапах эволюции человека неминуемо и всегда приводил к сохранению более одаренных индивидуумов. А это обусловливало пpoгрессивную эволюцию мозга.

В результате эволюционного развития питекантропа появился непосредственный его потомок — синантроп, а затем и неандерталец.

Борьба за существование, которую вел неандерталец, была, по всей вероятности, менее напряженной, чем у его предков. Однако, принимая во внимание плохое вооружение неандертальцев, состав окружающей фауны и их отношение к ней, мы должны признать большое значение этой борьбы и для неандертальцев. Можно уверенно сказать, что и неандерталец подвергался естественному отбору.

Возможно, что этот отбор был менее жесток по сравнению с отбором у питекантропа, но он во всяком случае еще не потерял для неандертальца значения фактора биологической эволюции. При этом естественный отбор касался не столько физической силы неандертальца, сколько его интеллектуальных особенностей. Физическая сила первобытного человека по сравнению с физической силой, например, огромного пещерного медведя была ничтожной. Поэтому не физическое преимущество давало неандертальцам возможность осмеливаться на преследование этого зверя. Несомненно, только интеллектуальное превосходство и совместные действия неандертальцев позволяли им вступать в борьбу с медведем с уверенностью в успехе. Можно сказать, что неандертальский человек, будучи физически слабее многих его противников, мог сохранить свое существование на всем протяжении своей эволюции только благодаря деятельности своего головного мозга. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в течение многих тысячелетий в процессе естественного отбора сохранялись преимущественно те существа, которые более совершенным мозгом.

Высокое развитие головного мозга давало возможность примитивному человеку создавать все более совершенные искусственные орудия защиты и нападения. Так как на всех этапах эволюции человека его существование зависело исключительно от этих орудий, то их постепенное улучшение имело для него огромное значение. Но развитие индустрии не могло осуществляться без развития мозга.

Так как человек в отличие от всех других животных боролся за свою жизнь исключительно при помощи своего разума, то естественно, что отбор вел к постепенному совершенствованию строения и функции его головного мозга. Но чем совершеннее становился мозг человека, тем совершеннее делалось и его оружие и тем легче для человека становилась борьба за жизнь.

Это постепенное ослабление борьбы за существование неминуемо вело к выходу человека из состава окружающего его биоценоза. Этот медленно протекающий процесс в конце концов привел к тому, что естественный отбор для человека сначала сильно ослабел, а затем совсем прекратился. В этот момент человек вышел из состава биоценоза.

Живущий небольшими обществами в пещерах, одевающийся в шкуры животных, владеющий огнем, охотящийся не в одиночку, а небольшими группами, хорошо вооруженный грубо обработанными каменными орудиями человек оказался способным преследовать и убивать всех, кого встречал на своем пути.

Теперь в составе окружающей фауны не было такого зверя, который мог бы решиться на постоянное преследование человека, не было такого хищника, который мог бы успешно осуществлять истребление людей.

Таким образом, эволюционное развитие человека привело к тому, что он из слабого и беззащитного обезьянообразного существа превратился для всех окружающих его животных в страшного и по существу непобедимого врага.

Случайные гибели людей во время охоты на то или иное животное или от каких-либо иных причин, разумеется, не имели значения отбора. Естественный отбор как таковой теперь для человека уже не существовал. Но отсутствие естественного отбора было равносильно прекращению действия одного из факторов эволюции. Так как такие факторы, наследственность и изменчивость сами по себе без естественного отбора не могут обусловить эволюционного развития, то мы должны признать, что с момента прекращения действия естественного отбора должна была остановиться и биологическая эволюция человека.

Это, несомленно, и произошло около 50 000 лет тому назад, когда оформился кроманьонец.

Изучение найденных в настоящее время скелетов этого человека дает возможность легко убедиться, что он ничем существенным не отличался от современных людей. Это был настоящий Homo Sapiens, хотя и fossilis. Следовательно, в течение 50 000 лет в скелете человека не возникло ни одного нового признака, такого признака, который давал бы нам право говорить о новом этапе эволюционного развития человека.

Выйдя из состава биоценоза и прекратив свою биологическую эволюцию, человек продолжал постепенно развивать свою индустрию н стал все увереннее и властнее вмешиваться в окружающую его природу. Научившись шлифовать свои каменные орудия, он сделал удачную попытку путем приручения волка получить первое домашнее животное — собаку. Позже были приручены и другие животные.

Рис. 337. A — золотая рыбка (Carassius auratus); B — амурский карась (Carassius carassius).

Все животные, которых человек делал домашними и таким образом выводил из состава биоценоза, прекращали свою биологическую эволюцию. Вскоре они, варьируя, как прежде, в первую очередь теряли защитную окраску и становились в этом отношении мало похожими на своих предков. В дальнейшем под влиянием длительного, хотя и бессознательного искусственного отбора, осуществляемого человеком, они изменялись все более и более. Но все эти изменения уже не были эволюционными, так как возникали в результате вмешательства человека и приводили к тому, что одомашненные животные уже не могли вернуться в тот биоценоз, из которого вышли их дикие предки. Иными словами, сильно изменившиеся в домашних условиях прирученные животные оказывались уже неспособными жить там, где жили их предки, так как не были в состоянии выдержать конкуренцию с дикими формами. Только тесная связь с человеком и постоянная забота с его стороны обеспечивали их существование.

Применение искусственного отбора позволяло человеку быстро добиваться очень сильных изменений строения любого прирученного животного. Примером может служить амурский карась (Carassius carassius, рис. 337, B), измененный китайцами при помощи искусственного отбора до неузнаваемости и превращенный в так называемую золотую рыбку (Carassius auratus, рис. 337, A).

Насколько мне известно, многие сторонники эволюционной теории считали и считают, что современный человек продолжает подвергаться такому же естественному отбору, который прежде действовал на его предков.

Сам творец эволюционного учения Дарвин не сомневался в этом.

«По-видимому много правды лежит в мнении,— писал он (1871),— что изумительное процветание Соединенных Штатов, равно как и характер тамошнего населения, представляет следствие естественного отбора. Наиболее энергичные, предприимчивые и смелые люди всех частей Европы выселились в продолжение последних десяти или двенадцати поколений в эту обширную страну и преуспевали здесь соразмерно своим дарованиям».

Такой взгляд разделяется некоторыми биологами и анатомами.

Так, В. М. Шимкевич (1923) утверждал, что «естественный отбор является одним из факторов социальной жизни» и что «идея естественного отбора, понимаемая в ее широком смысле, с удобством применяется к объяснению целого ряда социальных явлений».

Признание того, что естественный отбор еще продолжает действовать на людей, совершенно законно приводит к убеждению, что биологическая эволюция человека в настоящее время продолжает протекать так же, как она протекала в прошлом. Однако все, кто думает так, обычно не приводят каких-либо доказательств правильности своих взглядов и не пытаются показать, как естественный отбор закрепляет новые особенности человека. В данном случае нас должны особенно интересовать новые морфологические признаки, а не те сомнительные психологические преимущества которые, по мнению Дарвина, отличают мигрантов в Северную Америку от тех европейцев, которые не решились переплыть Атлантический океан.

Совершенно несомненно, что для того, чтобы биологическая эволюция человека продолжалась и теперь, нужно поставить людей в такие условия, в которых они расплачивались бы жизнью за те или иные свои морфологические особенности. Только в этом случае эти особенности приобретут эволюционное значение.

Некоторые авторы рассматривают войну как биологическое явление и считают, что война действует как фактор отбора и улучшает человечество.

Нельзя отрицать того, что на войне убивают, но всем известно, что там уничтожение людей не производится ни по физическим, ни но психическим признакам. Поэтому война никогда не играла роли естественного отбора и никогда не могла быть фактором биологической эволюции человечества.

Рис. 338. Spondylolysis.

Хирургам-ортопедам, занимающимся изучением различных поражений и дефектов костной системы человека, иногда приходится встречаться с одной очень своеобразной ненормальностью в строении V поясничного позвонка, носящей название spondylolysis. Эта неприятная ненормальность заключается в том, что дуга позвонка оказывается несращенной с телом; при этом щель между дугой и телом проходит так, что нижние суставные отростки находятся на отделенной дуге, а верхние — на теле позвонка (рис. 338). Кроме того, во многих подобных случаях дуга позвонка бывает разделенной на две части.

Эта врожденная ненормальность строения V поясничного позвонка в детском и юношеском возрасте не дает себя чувствовать, но у взрослого человека она в конце концов приводит к очень тяжелым явлениям (spondylolisthesis).

Так как тело V поясничного позвонка, имеющее нормальное соединение с IV поясничным позвонком, лежит на наклоненной верхней поверхности крестца, то под влиянием давления всего расположенного выше отдела туловища оно начинает постепенно соскальзывать вперед. При этом дуга позвонка, не имеющая костного сращения с телом, но соединенная с суставными отростками крестца, остается на месте.

Смещение при спондилолистезе тела последнего поясничного позвонка вперед, естественно, сопровождается сильным растяжением связочного аппарата и травмированием спинномозговых нервов. Все это вызывает очень болезненные ощущения.

В тяжелых случаях тело V поясничного позвонка «соскальзывает» с угла крестца (promontorium) и «падает» в таз. Такой результат спондилолистеза делает человека полным инвалидом.

Современная медицина старается всеми доступными ей средствами помочь таким людям. Ношение легкого, но прочного корсета, опирающегося на кости таза внизу и поддерживающего туловище вверху, дает возможность предупредить или задержать сползание последнего поясничного позвонка с крестца.

Если в наших условиях человек, страдающий спондилолизом (spondylolysis), может так или иначе заработать себе на пропитание и прожить достаточно долго, то такая же аномалия в строении позвоночного столба для неандертальца, несомненно, была очень тяжелым и даже гибельным дефектом.

Тот факт, что spondylolysis для современного человека уже не является тяжелой аномалией, a spondylolisthesis — гибельным следствием этой аномалии, свидетельствует о том, что никакого естественного отбора для человека уже не существует.

Можно уверенно сказать, что никакое отклонение от средней нормы строения, если оно не вызвало смерти в первые дни жизни, уже не мешает человеку благополучно существовать в течение многих лет. При этом всякий человек, имеющий тот или иной дефект строения, обычно получает необходимую помощь со стороны окружающих его людей. Это обстоятельство вызывало немалую тревогу у некоторых биологов, несмотря на то, что они признавали наличие у современного человека борьбы за существование и естественного отбора и верили в благотворное влияние этих факторов на человечество.

«Есть основание думать,— писал Дарвин (1871),— что оспопрививание сохранило тысячи людей, которые при своем слабом сложении в прежнее время погибли бы от оспы. Таким образом, слабые члены цивилизованного общества распространяют свой род. Ни один человек, знакомый с законами разведения домашних животных, не будет иметь ни малейшего сомнения в том, что это обстоятельство — крайне неблагоприятно для человеческой расы».

«Естественно,— говорит Лехе (1913),— что, поддерживая слабых и больных, человечество подвергается опасности вырождения».

«Неоднократно указывалось,— пишет В. М. Шимкевич (1923),— что поддержание слабых и помощь болезненным грозит человечеству вырождением. Но, конечно, человечество, вступив на путь искусственного отбора, найдет в нем же самом орудие против этого бедствия». «Внося идею искусственного отбора в свои отношения к животным, человечество не могло не внести ее и в отношения между собой».«Можно с уверенностью предсказать,— утверждает В. М. Шимкевич,— что искусственный отбор постепенно вытеснит естественный…»

Таким образом, В. М. Шимкевич без всякого смущения готов применить к человеку те же методы искусственного отбора, которыми пользуются скотоводы при выведении новых пород домашних животных.

Мы не можем отрицать большого могущества этого фактора и должны согласиться, что если человек в будущем действительно применит по отношению к самому себе искусственный отбор, то, добиваясь своего собственного улучшения, он, конечно, сможет изменить себя не в меньшей степени, чем изменил карася, превратив его в золотую рыбку.

Как известно, забота генетиков о будущем человечества привела к созданию такой псевдо-науки, как евгеника.¹ Ю. А. Филипченко (1921) определял евгенику как «науку, изучающую все влияния, которые способны улучшить врожденные качества будущих поколений».

При таком определении евгеника кажется совершенно безвредной «наукой», занимающейся только мирным изучением наследственности у человека.

Однако следует иметь в виду, что мирное накопление наблюдений считается евгенистами только первым этапом развития их «науки». На втором этапе евгеника, по их мнению, перейдет от теории к практике и превратится в весьма воинственную дисциплину, причем каждый правоверный евгенист при первой же попытке приложить свои научные достижения к человеку потребует для себя полицейских прав, так как его взгляды на взаимоотношения между людьми без жестоких насильственных мер не могут быть приняты никаким обществом. Присяжные евгенисты полагают, что после всеобщего признания их учения каждый из них будет считаться таким же непогрешимым судьей в делах любви, как папа римский — в делах веры, и что все они будут наделены исключительными правами разрешать и запрещать браки между людьми. Евгенисты утверждают, что человечество может быть «облагорожено» (εύγενήζ) только при условии, если каждый человек будет подыскивать себе пару для брака, пользуясь авторитетными советами евгенистов, и если по указанию евгенистов многие люди будут хирургическим путем лишены возможности оставить после себя нежелательное для общества потомство. Таковы претензии евгенистов. Однако их первые попытки (в США) воспользоваться государственной властью для проведения в жизнь своих взглядов, как и следовало ожидать, встретили общее возмущение и были ими же самими признаны «преждевременными и потому ненужными, даже более того — вредными с точки зрения широкого распространения евгенической идеи» (Ю. А. Филипченко, 1921).

Можно совершенно уверенно сказать, что человечество в будущем не будет прибегать к рекомендуемому евгеникой полицейскому вмешательству в частную жизнь человека и не сможет осуществить ничего похожего на искусственный отбор. Оно, несомненно, пойдет по пути широких и смелых социальных реформ, улучшающих общие условия жизни для всех людей.

Это неминуемо поведет к укреплению и духа и тела человека, и лозунг евгеники: Mens sana in corpore sano (здоровый дух в здоровом теле) — будет осуществлен без каких-либо издевательств над человеческой личностью…

Не ведя жестокой борьбы за существование и не подвергаясь ни естественному, ни искусственному отбору, человек, однако, не будет чем-то абсолютно неизменным, так как такой фактор его прошлой эволюции, как изменчивость, и в будущем не утратит своей прежней силы, хотя и потеряет свое прежнее значение. Иными словами, человек, прекратив свою эволюцию, по-прежнему будет изменяться, но эта его изменчивость уже не будет служить материалом для эволюционных изменений.

Изучение скелета современного человека позволяет очень наглядно показать, насколько разнообразны в настоящее время его варианты.

Рис. 339. Череп человека (угол нижней челюсти равен 90°).

Рис. 340. Череп человека (угол нижней челюсти равен 148°).

В данном случае я имею в виду не только атавистические и «профетические» отклонения от нормального строения скелета, в частности черепа, но и такие, которые, по мнению анатомов, несомненно, не имеют никакого отношения к эволюции человека ни в прошлом, ни в будущем.

Как известно, детальное изучение черепа человека дало возможность обнаружить в нем настолько большое количество разнообразных отклонений от нормального строения, что при обследовании краниологических коллекций мы обычно не находим ни одного нормально построенного черепа,— каждый из них имеет то или иное отклонение от нормы. Поэтому надо признать правильным следующее, казалось бы парадоксальное, положение: отклонение от нормы является нормой. Таким образом, «норма» ставится совершенно отвлеченным понятием. «Нормой» мы можем назвать только некую схему строения, в которой отсутствуют какие-либо отклонения от некоторого идеального плана строения.

Рис. 341. A — череп с очень большими орбитами, B — череп с очень маленькими орбитами.

Как известно, пока еще ни один анатом не обнаружил двух совершенно одинаковых черепов и не нашел ни одного черепа, не имеющего какой-нибудь ненормальности, однако каждый анатом с полным основанием может утверждать, что он имеет совершенно ясное представление о том. что такое череп вообще. Именно такой лишенный каких-либо аномалий воображаемый череп и представляет собой идеальную норму, от которой череп любого человека обязательно будет отличаться той или иной особенностью своего строения.

Изменчивость черепа наблюдается во всех без исключения его частях.

Угол, который образован телом и ветвью нижней челюсти, обычно сильно варьирует. Средняя его величина равна 127°. Но иногда он уменьшается до 90° (рис. 339) или увеличивается до 148° (рис. 340).

Очень интересными являются колебания в размерах орбит. В большинстве случаев величина орбит колеблется около некоторой средней нормы. Но в редких случаях можно видеть черепа с огромными орбитами (рис. 341, A) или, наоборот, с очень маленькими (рис. 341, B).

Конечно, следует считать фантазией утверждение Ломброзо, что очень большие орбиты обычно наблюдаются у воров. Ломброзо объясняет этот мнимый факт тем, что воры, работая ночью в темноте, напрягают свое зрение, а это будто бы вызывает у них увеличение глазных яблок и орбит.

Наряду с колебаниями размеров глазниц нередко изменяется и их форма. Вместо обычных, более или менее круглых, они иногда оказываются очень широкими и низкими (рис. 342, A) или узкими и высокими (рис. 342, B).

Рис. 342. A — череп с низкими и широкими орбитами; B — череп с высокими и узкими орбитами.

Низкие и широкие орбиты человека по своей форме очень напоминают орбиты гориллы, а узкие и высокие — орбиты оранг-утана. Однако это сходство не имеет никакого значения, так как ни та, ни другая обезьяна не является предком человека.

Носовые кости очень сильно варьируют как по своей форме, так и по размерам. В моем распоряжении был череп с носовыми костями необычайной длины (рис. 343). Я видел также и череп с очень короткими носовыми костями (рис. 344). Эти два черепа представляют собой крайние формы среди коллекции, содержащей 4250 черепов.

Рис. 343. Череп европейца с очень длинными носовыми костями.

Рис. 344. Череп европейца с очень короткими носовыми костями.

Очень нередкими вариантами в строении черепа человека следует считать появление в нем добавочных костей.

Наиболее часто наблюдаются дополнительные окостенения в соединительнотканной перепонке, закрывающей в черепе ребенка височный родничок (fonticulus sphenoidalis). Это приводит к тому, что у взрослого человека появляется небольшая самостоятельная косточка, расположенная между чешуей височной кости, теменной костью, лобной костью и большим крылом клиновидной кости (рис. 345, A).

Несколько реже встречаются случаи такого же окостенения в соединительной ткани затылочного родничка (fonticulus occipitalis), что приводит к появлению у взрослого человека дополнительной кости в углу между теменными костями и чешуей затылочной кости (рис. 345, В).

Рис. 345. Родничковые кости в черепе человека.

Еще более редко у взрослого человека можно видеть дополнительную кость, возникающую в результате окостенения в лобном родничке (fonticulus frontalis) (рис. 345, C). Такая кость обычно в виде тупого клина входит в край лобной кости там, где у ребенка проходил шов между правой и левой половинами его лобной кости. Интересно, что эта родничковая кость в прежнее время носила оригинальное название: ossiculum antiepilepticum. Она была известна знаменитому врачу средневековья Парацельзу (1493—1541), и порошок, изготовленный из нее, рекомендовался им в качестве надежного средства против эпилептических припадков…

Дополнительные окостенения в fonticulus mastoideus возникают очень редко (рис. 345, D).

Так как в раннем детском возрасте края костей мозгового черепа еще не соприкасаются друг с другом и между ними находится соединительнотканная перепонка, то в случае возникновения самостоятельных окостенений в этой перепонке у взрослого человека могут появиться так называемые шовные косточки (ossa suturarum s. ossa Wormiana).

Рис. 346. Череп новорожденного с закладками шовных костей.

Наиболее часто подобные окостенения наблюдаются в затылочном шве (sutura lambdoidea). У ребенка они имеют вид ряда очень маленьких костных островков (рис. 346); у взрослого человека эти кости достигают уже довольно больших размеров (иногда 2—3 см в длину). Встречаются случаи, когда дополнительные косточки в очень большом количестве заполняют весь затылочный шов, в результате чего чешуя затылочной кости нигде не соприкасается с теменными костями (рис. 347, В).

Рис. 347. Шовные кости (ossa suturarum).

Несравненно реже можно наблюдать такие же кости в венечном шве (sutura coronalis). В очень редких случаях они располагаются почти на всем протяжении этого шва (рис. 348). Почти также редко образуются дополнительные кости в чешуйчатом шве (sutura squamosa) (рис. 349). Интересно, что края тех шовных костей, которые лежат в пределах височного поля (planum temporale), всегда бывают так же косо срезаны, как верхний край височной кости и нижний край теменной кости. Иными словами, в пределах начала височной мышцы (musculus temporalis) все швы построены по типу sutura squamosa, а не sutura dentata.

Рис. 348. Шовные кости в венечном шве.

Рис. 349. Шовные кости в чешуйчатом шве.

Дополнительные окостенения в сагиттальном шве встречаются крайне редко (рис. 347, A). Среди 4250 черепов я ни разу не встретил случая, чтобы шовные косточки располагались на всем протяжении этого шва.

В анатомической литературе описано несколько очень редких случаев, когда в черепе человека теменные кости были разделены беспорядочно расположенными швами на большое количество отдельных косточек (рис. 350). Впрочем, возможно, что в этих случаях мы имеем дело с вытеснением теменной кости большим количеством дополнительных костей.

Рис. 350. Случай dysostosis cleidocranialis. Череп 59-летнего мужчины (Хульткранц, 1908).

Подобные аномалии черепа обычно сопровождаются дефектами в области лобного родничка и полным отсутствием ключиц (Хульткранц — Hultkrantz, 1908). Это обстоятельство свидетельствует о том, что в данном случае недоразвитию подвергаются не только покровные кости черепа, но и покровные кости плечевого пояса. Поэтому подобные пороки развития получили название dysostosis cleidocranialis.

Все эти многочисленные варианты формы лицевого черепа, размеров и формы орбит, носовых костей, разнообразные дополнительные кости мозговой коробки являются результатом обычной изменчивости человека. Они не могут быть признаны ни атавистическими, ни профетическими, поэтому ни один даже самый смелый на пророчества анатом до сих пор не решился сказать, какую форму и какие размеры будут иметь, например, глазницы будущего человека и сколько шовных костей будет в его мозговом черепе.

Эти индивидуальные особенности не вовлекаются ни в естественный, ни в искусственный отбор, так как современный человек не подвергается ни тому, ни другому виду отбора. Это обстоятельство делает все его варианты по существу совершенно безразличными для него. Во всяком случае они не приносят ему никакого вреда и никакой пользы. Поэтому подобные отклонения от средней нормы строения не дают нам права предсказать морфологические особенности будущего человека.

Все те варианты, которые анатомы рассматривают как прогрессивные или профетические, также не вовлечены в какой-либо отбор. Поэтому можно уверенно сказать, что случаи превращения V поясничного позвонка в I крестцовый и случай так называемой ассимиляции затылочной костью I шейного позвонка совершенно не свидетельствуют о будущем укорочении позвоночного столба.

Случаи отсутствия задней стенки крестца также не могут считаться указанием на то, что крестец будущего человека не будет иметь задней стенки.

Редукция первого и последнего ребер не является доказательством того, что у будущего человека ребер будет меньше, чем у нас.

Такие варианты строения, как отсутствие носовых, слезных и межчелюстных костей и размыкание скуловых дуг, не имеют никакого значения для современного человека. Эти недостатки индивидуального развития обычно обнаруживаются только на секционных столах анатомических институтов или только тогда, когда человек в виде скелета попадает в остеологическую коллекцию. При жизни даже и сами владельцы подобных аномалий, как правило, не подозревают их присутствия у себя.

Отсутствие зубов мудрости, вторых премоляров или латеральных peзцов, разумеется, не дает человеку никакого преимущества в жизни. Можно уверенно сказать, что никакие варианты в строении зубного аппарата человека не вовлекаются в какой-либо отбор, так как, повторяю, никакому отбору человек уже давно не подвергается. Поэтому у нас нет никаких оснований утверждать, что у будущего человека многие зубы исчезнут.

Тот факт, что зубы мудрости прорезываются по сравнению с другими коренными зубами с запозданием на несколько лет, не является доказательством их «стремления» исчезнуть. Изучение зубной системы неандертальцев показывает, что и у них зубы мудрости нередко были развиты слабее, чем вторые моляры. Мало того, они, несомненно, прорезывались значительно позднее других зубов. На челюстях молодых неандертальцев можно видеть зубы мудрости, находящиеся еще глубоко в кости.

Все это свидетельствует о том, что последний коренной зуб начал подвергаться редукции еще у неандертальцев, но не исчез у них полностью. В несколько редуцированном состоянии он перешел от неандертальцев сначала к кро-маньонцам, а затем и к современному человеку. Нужно думать, что полурудиментарное состояние этого зуба и более поздний срок его прорезывания сохранятся неограниченно долгое время, так как при отсутствии естественного отбора по существу уже нет причин, которые могли бы обусловить его исчезновение.

Понимая, что ни один из так называемых «профетических» вариантов в скелете человека не дает ему никакого преимущества в жизни по сравнению с людьми, лишенными подобных особенностей, и, может быть, не видя в современном человечестве никаких проявлений естественного отбора, присяжные анатомы в качестве единственной причины дальнейшей эволюции человека выдвигают тенденци развития в определенном направлении.

Эта эволюционная тенденция или тенденциозная эволюция правоверных анатомов свидетельствует о том, что они вольно или невольно трактуют биологические процессы с идеалистических позиций. Предполагаемая ими тенденция развития не объясняет решительно ничего, но заставляет считать, что все живые существа, в том числе и человек, обладают неким таинственным свойством, которое обусловливает их эволюцию и направляет ее по строго определенному пути. При таких взглядах на эволюционный процесс анатомы находят, что их задача заключается только в том, чтобы путем тщательного изучения современного человека выяснить тот путь, по которому в настоящее время идет его развитие, и на основании этого предсказать анатомические особенности будущего человека.

Так как при отсутствии борьбы за существование и естественного отбора никакая эволюция невозможна, то все попытки анатомов выяснить направление эволюционного развития современного человека и предсказать особенности строения будущих людей совершенно ненаучны. Нельзя изучать те процессы, которые не происходят, и предсказывать то, чего не будет.

Насколько мне известно, очень немногие морфологи готовы признать, что эволюционное развитие человека прекратилось.

Так, А. Семенов-Тян-Шанский в своей работе о границах вида (1910) между прочим упоминает «род Homo, остановленный в своем дальнейшем видообразовательном движении только интеллектуальным развитием человека».

В. В. Бунак, М. Ф. Нестурх и Я. Я. Рогинский (1941) пишут, что «приспособление человека к природе и влияние последней на человека осуществляется, начиная с верхнего палеолита, уже в столь сильной степени через посредство социальной среды, что трудно ожидать сколько-нибудь и в дальнейшем особых перемен в строении человеческого тела, кроме, например, вероятного некоторого усложнения строения головного мозга и т. п.»

Какие органы следует разуметь под словами «и т. п.», решить трудно. «Во всяком случае,— продолжают авторы,— нельзя полагать, чтобы в эволюции физического типа человека в будущем наступила какая-нибудь новая стадия развития». Из этого заявления видно, что В. В. Бунак, М. Ф. Нестурх и Я. Я. Рогинский согласны с тем, что в настоящее время «особых перемен в строении человеческого тела» не происходит. Однако, говоря об этом, они спешат сделать исключение для мозга и очевидно допускают его дальнейшее усложнение. Я думаю, что эволюционное развитие только одного этого органа совершенно невероятно.

Я. Я. Рогинский и М. Г. Левин (1955) не делают никаких оговорок и пишут, что «в лице современного человека процесс биологической эволюции создал обладателя таких видовых свойств, которые привели к затуханию дальнейшей их эволюции».

Мне кажется, что в настоящее время можно совершенно не сомневаться в том, что эволюционное развитие человека давно остановилось. Поэтому, если человечество не применит по совету некоторых евгенистов по отношению к самому себе такого же искусственного отбора, при помощи которого оно получает новые породы домашнего скота, то люди далекого будущего ничем не будут отличаться от нас — людей современности.

ЛИТЕРАТУРА

Анучин Д. Н. О некоторых аномалиях человеческого черепа и преимущественно об их распределении по расам. Известия Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, т. 38, 1880.

Бунак В. В., Нестурх М. Ф., Рогинский Я. Я. Антропология, 1941.

Бушмакин Н. Д. Аномалии позвоночника с точки зрения его эволюции. Казанский медицинский журнал, т. 13, 1913.

Быстров А. П. (Bystrow). Morphologische Untersuchungen über die Occipitalregion etc. Zeitschr. f. Anatomie u. Entwickl., Bd. 100 и 102. 1933.

Воробьев В. П. и Ясвоин Г. В. Анатомия, гистология и эмбриология полости рта и зубов. 1936.

Лехе В. Человек, его происхождение и эволюционное развитие. 1913.

Маркелов Н. С. О врожденной гипоплязии суставов. Вестник хирургии, 1929.

Одноралов Н. И. К вопросу о сращении атланта с затылочной костью. Архив анатомии, гистологии и эмбриологии, т. 10. 1931.

Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Основы антропологии. М., 1956.

Северцов А. Н. Эволюция и эмбриология. Собрание сочинений, т. 3, 1945.

Семенов-Тян-Шанский А. Таксономические границы вида. Записки Имп. АН, т. 25, 1910.

Сперанский А. Д. Происхождение spina bifida occulta в крестцовом отделе позвоночного столба человека. Вестник хирургии, 1925.

Сушкин П. П. Обратим ли процесс эволюции? Новые идеи в биологии, № 8, 1915.

Тонков В. Н. Учебник анатомии человека. Л., 1953.

Шимкевич В. М. Будущее человечества с точки зрения натуралиста. Берлин. 1923.

Яцута К. 3. О вариациях человеческого тела (В. П. Воробьев. Анатомия человека, т. 1, 1932).

Воlk L. Zur Frage der Assimilation des Atlas am Schädel beim Menschen. Anatomischer Anzeiger, Bd. 28, 1906.

Fisсhel. Über einen menschlichen Schädel ohne Zwischenkiefer. Anatomischer Anzeiger, Bd. 27, 1905.

Gregory W. K. Polyisomerism and anisomerism in cranial and dental evolution among vertebrates. Proceedings of the National Academy of Sciences, vol. 20, N 1, 1934.

Gregory W. K. «Williston’s Law» relating to the evolution of skull bones in the vertebrates. American Journal of Physical Anthropology, vol. 20, N 2, 1935.

Haldane J.B. Man’s evolution: past and future. Princeton University Bicentennial Conference. Genetics, Paleontology and Evolution. Princeton, New Jersey, 1946.

Hultkrantz Z. W. Über Dysostosis cleidocranialis. Zeitschrift für Morphol. und Anthropol., Bd. 11, 1908.

Shapiro H. L. Man 500 000 years from now. Natural History. The Journal of the American Museum of Natural History, vol. 33, N 6, 1933.

Zabel E. Verietät und vollständiges Fehlen des Thränenbeins beim Menschen. Anatomische Hefte, Bd. 15, 1900.

εύγενήζ — благородный.↩

ГЛАВА II

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА